VI
В городском саду было оживленно и весело. Дети составили круг и плыли в спокойном хороводе. Девочка-запевало была полная, не по летам развитая. В обтянутом платье, вздрагивая бедрами, вела она круг, распоряжалась всем и кокетливо поводила все понимающим взором, особенно заглядываясь на пожилых мужчин.
Костя с отвращением посмотрел на девчонку и прошел дальше по аллее.
А вон мелькает и «пиллеристка».
Какая радость. Он ей все скажет сейчас. Откроет душу.
«Пиллеристка» была строга и суха.
— Я пришла, потому… потому что вы меня просили. Но я не хотела. Я про вас слышала очень много скверного.
Костя, виноватый и смущенный, пошел рядом, стараясь пройти в аллею потемней.
— Да, — бормотал он, — и вот меня сегодня исключили…
«Пиллеристка» остановилась.
— Исключили?
— Да, — твердо ответил Костя, — и мне теперь ничего не остается делать, как броситься с мола.
— Сядем, — сказала девушка, помолчав.
Костя сел рядом с ней. Ему так хотелось поближе сесть к девушке, коснуться ее тонкого плечика, ощутить на своем лице трепетанье локона ее каштановых волос… Обнять… Нет — он не смел бы обнять…
— Как вас зовут? — спросил он ее наконец.
— Марийка…
— Марийка, Марийка!..
Костя посмотрел на нее робким взглядом и видит:
Длинные ресницы трепещут. Закрывают большие, большие глаза, а глаза не слушают ресниц и смотрят вперед, круглые, странные, горящие.
— Марийка, простите меня. Дайте мне якорь. Я весь день думаю об этом сегодня.
Марийка повела плечом, вздрогнула.
— Отчего вы такой нехороший?..
Костя сказал:
— Если бы вы знали, как я хочу быть хорошим…
— Неправда. Моя тетя Анна Васильевна бывает у ваших в соборном доме. И она говорила, как вы мучите отца и мать… Не ночуете дома… Убегаете… Откуда-то достаете деньги… Дома у вас плачут… А теперь исключили…
И Марийка повернула к нему свое побледневшее личико и по побледневшему личику струятся слезки, маленькие, дробные, как капли осеннего дождя…
— Все это правда, — отвечает Костя. — Но ведь меня никто не любил.
— Даже отец и мать?
Костя чувствует, что солгал, но ему не хочется оставить позицию, возбуждающую жалость.
— Меня не любили в гимназии… У меня нет товарищей. Нет друзей…
Марийка молчит. Видно, борется. Что-то хочет сказать. Но сдерживается. И опять наступило надолго молчание…
А Костя успокоился и, жадно глядя, на ее тонкие плечики и крохотную, еле-еле видную грудь, осторожно придвинулся к ней и зашептал.
— Если бы вы знали все, если бы вы знали все, Марийка…
Девушка не посторонилась, а еще плотнее прижалась к нему. Так жалко его, бедного. Он страдает… Надо его утешить…