А Костя, возбуждаясь этой близостью и горя все больше, шептал ей:
— Везде гадость, Марийка, везде люди скверные. Учителя, — так это мерзость. В гимназии у вас преподают идиоты без сердца… Дома у меня никого, никого… Родители? Так они старые… А я один… Если бы вы, Марийка, помогли мне…
И Костя жадно обнимает ее за талию и крепко привлекает к себе, и уже ищет привычным движением губ ее губы и слышит ароматный запах ее уст…
Но резкое движение, — и Марийка уже на ногах.
— Как вы смеете?
Звенит тоненький серебряный голосок. Дрожит в нем гнев и злоба. И оглушенный сидит Костя, не понимая, что случилось…
— Марийка… Марийка…
— Молчите, гадость вы этакая… Как вы смели меня трогать?..
Костя встает.
— Не смейте, садитесь.
Костя покорно садится.
— Но что я сделал? — шепчет он.
— Что сделали?! Как вы смеете меня трогать!
Она смотрит воспаленным пытливым взором, наклонившись к нему, и искривив лицо в гримасе отвращения.
— Понимаете, вы мне противны… Мне противно физическое прикосновение мужчины…
И Марийка с той же гримасой отвращения бежит по саду быстрыми, мелкими шагами и скрывается среди теней деревьев…
Костя сидит, как у края пропасти.
И решает, что теперь уже поздно; что теперь пора шагнуть в нее…
VII
Через полчаса Костя сидел в Красном переулке в кабачке у Нухима.
Герб он снял. Пряжку на куртке с литерами гимназии перевернул. Сидел он гордо и красиво. Метали искры глаза. Яркий румянец переливался волнами то гнева, то застенчивости… Губы кровянились от непрерывных, ревнивых укусов острых зубов. Бешенство овладело его сердцем. И сидел он и ждал, как царь…
Только что с посыльным он отправил письмо домой.
«Бросаю проклятый родительский дом. И проклинаю вас. С детства вы мне давали все: забавы, деньги… Капризы мои исполняли… А меня вы не любили, когда страдал, вы меня ругали… А сегодня и последняя моя надежда утонула… Я убегаю далеко. Черти меня не отыщут, — не только вы… Прощайте. Потому, что я погибну»…
Он смаковал содержание этой записки и долго любовался буквами, прежде чем отправить письмо.
И еще одно письмо отправил он.
Ко всем своим знакомым проституткам.
И ждал их.
И вот пришли они к Нухиму.
Все радостные, все жадные, нетерпеливые.
И видя, что слишком много женщин собралось тут, все они закипели гневом ревности, ругались непристойно, но все-таки оставались.
На столе уже было много вина и закусок.
— Пейте, пейте, — кричит Костя возбужденно и весело, — у меня много денег.
Сначала неловко, а потом все смелее и смелее стали пить и есть. Развязались языки. Посыпались сальные остроты. Кабацкое словоблудие наполнило низкую комнату.