Сжалось холодом сердце Сани. И стыд за вчерашний порыв, оставшийся одиноким и сиротливым, окрасил ало ее щеки, — и она склонилась к пишущей машине, и нервно ждала работы.
А секретарь сидел неподвижно, и его печальные глаза смотрели вперед, и лучи их уже не скользили по волосам Сани.
Было холодно и неуютно сегодня в этой комнате.
Никогда Саня до сих пор не обменивалась ни одним сторонним словом с секретарем. И теперь, после вчерашнего, точно весь громадный запас слов, ему предназначавшихся, рвался наружу, бурлил в ее душе и искал простора.
И только сейчас из моря этих слов выплыло такое простое и ясное слово, никогда до сих пор так прямо не складывавшееся у нее в душе:
— Люблю.
И от этого слова сделалось ей легче. И она посмотрела на него радостно и без стыда.
И если бы его белая рука была поближе, Саня опять прильнула бы к ней и поцеловала бы ее.
И целовала бы долго, до усталости, и ласкала бы эту хорошую и умную руку с длинными музыкальными пальцами.
Секретарь вздрогнул, точно кивнул кому-то головой или прогнал дразнившую его мысль, и взглянул на Саню.
И Саня увидела печальные глаза, теперь усталые и красные. И лицо какое-то мучительное. Желтое, немного опухшее…
И от этого сделалось Сане еще легче.
Впервые она почувствовала глубокую и острую жалость…
— Значит, люблю… верно и искренно люблю, — шептали беззвучно ее губы, а глаза туманились слезой жалости.
Голос секретаря был сегодня немного охрипшим. И с виноватой улыбкой, так красиво озарившей его лицо, секретарь признался:
— А я вчера кутил… Голова болит…
Саня улыбнулась.
Вот какое первое стороннее слово она выслушала…
И вдруг Петр Сергеевич просветлел, точно что-то вспомнил, — и, подымаясь, сказал:
— А знаете что? Поедемте и пообедаем вместе!..
Радость вспыхнула в сердце Сани, и она от неожиданности промолчала.
— Поедем, да?
Секретарь весело рассмеялся.
— И знаете, я ведь до сих пор с вами незнаком. Не сердитесь, голубушка, до сих пор не знаю вашего имени и отчества, и фамилии. Где-то в письменном столе лежит клочок бумажки и на ней все это прописано. Но в голове у меня — круглый нуль.
И, подходя к Сане, он ласково протянул ей обе руки и мягко пожал ее руки. И смотрел мягко своими печальными глазами.
И Саня, алая от счастья и радости, крепко жала ему руки и шептала какие-то странные слова, которые не оставили в памяти никакого следа.
И никогда Саня не могла их вспомнить.
Ее подхватила теплая, прозрачная волна. И дальше она уже ни о чем не думала.
* * *
Они ехали на автомобиле и перед обедом объехали острова.
Петр Сергеевич болтал, не умолкая. Рассказывал о своей гимназической жизни, об учителях, о своем детстве, о своих странных родителях, которые какою-то загадкой прошли перед ним в прошлом и такою же загадкой остались для него и в настоящем.