Пришел жандарм и повел Сережу на допрос.
В комнате, заваленной чемоданами и связками книг, с печатями и билетиками, за большим столом сидел господин в штатском. Лицо матово-бледное с желтизной, как слоновая кость, тонкие губы без кровинки и пустые глаза, — все было противно Сереже. В холеных руках с перстнями держал господин синюю папку — «дело».
Увидев Сережу, господин поднял белые брови.
— Вы и есть господин Нестроев, Сергей Андреевич? — стараясь выразить свое изумление, промямлил он и указал на стул. — Садитесь, пожалуйста.
Сережа сел.
— Да, это я.
— Но, позвольте… Как же так? Ведь вы обвиняетесь, знаете в чем?
— Нет, не знаю.
— Гм! Как же так? Вы обвиняетесь, молодой человек, в принадлежности к социал-демократической партии и в организации политической демонстрации на Моховой улице… Но ведь вы еще ре-бе-нок, однако. Тут какое-то недоразумение, я полагаю.
— Я тоже думаю, что недоразумение, — сказал Сережа, краснея. — Я не социал-демократ.
— Так. А этого господина вы знаете? — протянул он фотографическую карточку. — Знакомы?
— Нет, не знаком, — пробормотал Сережа, узнавая на карточке одного из студентов, которые приходили часто к сестре Елене.
«Вот оно в чем дело, — догадался Сережа. — Они думают, что Еленины знакомые не к ней, а ко мне ходят. Ну что ж! Все равно!»
— Нет, не знаком, — повторил Сережа твердо.
— Вам сколько лет?
— Пятнадцать.
— Знаете что, молодой человек, — промямлил чиновник, небрежно разглядывая ногти на своих холеных пальцах. — Вы так молоды, так юны, что я затрудняюсь заниматься вашим делом. Я вызову ваших родителей и объяснюсь. А вас я отпущу домой завтра же утром.
Он позвонил.
— Отправьте пока молодого человека обратно в Пречистенскую.
И жандарм, который привозил его в охранное отделение, поехал с ним опять на том же рыжем извозчике.
«Я сказал, что не знаком с этим студентом, — думал Сережа не без смущения. — А может быть, не надо было так говорить. Я ведь познакомился с ним однажды. Может быть, это я из трусости сказал, что не знаком».
Утром опять появился Григорий со шваброй.
— Мне в охранке сказали, что меня отпустят сегодня, — сообщил ему Сережа, чтобы сказать что-нибудь и услышать еще раз приятный голос этого странного арестанта.
— Это хорошо. А ты что же, братец, будешь на воле делать?
— В том-то и дело, что сам не знаю, что. Не знаю, как жить.
— В простоте надо жить.
— А что значит в простоте?
— Это нам, взрослым, у вас надо учиться простоте, а не вам у нас. Сказано: «Кто не приимет Царствия Божия, как дитя, тот не войдет в него».
— Я уж не дитя, — потупился Сережа.