Да, но зачем она хотела это знать? Клавдия вспомнить не могла.
Еще подъезжая к отделению, Клавдия увидела какую-то суету. На этот раз почему-то даже предчувствия никакого не было. Ну, суетятся люди и суетятся. Вся суета сует и всяческая суета.
Показала дежурному документы. Тот почти не посмотрел, что-то кричал в телефон.
— Далматов еще у вас?
— Пройдите к дежурному следователю, — кивнул он на лестницу.
Клавдия поднялась на второй этаж и нашла кабинет с нужной табличкой. Но в нем было пусто.
Мерцал экран компьютерного монитора, ветер из форточки шевелил бумаги на столе.
Клавдия села.
И вдруг встала.
Не дай Бог!
Она вылетела в коридор и схватила за рукав пробегающего милиционера.
— Где у вас «обезьянник»?
На милицейском и бомжевском жаргоне это означало — камеры предварительного заключения.
— В том крыле, — махнул рукой милиционер.
Клавдия бросилась в указанном направлении и столкнулась в дверях со старшим лейтенантом.
— Это вы из прокуратуры? — спросил он.
— Я. Где Далматов?
— Видите какое дело… — развел руками старлей.
— Где Далматов?! — гаркнула Клавдия.
— Там он… Но мы накажем, мы строго накажем…
Клавдия его уже не слушала.
Она влетела в камеру и замерла.
Он стал даже как-то выше ростом. Вообще повешенные выглядят длинными и плоскими.
Далматов висел на ремешке, привязанном к решетке. Синий язык завернулся за верхнюю губу.
— Это Петричев, я ему говорил… — поспел бежавший следом старлей. — Не сняли ремешок — и вот.
— Когда?
— Да с полчаса назад. Нет, минут двадцать всего.
— Экспертов вызвали?
— Все сделано, все. А виновные будут строго наказаны…
Клавдия достала из сумки резиновые перчатки, натянула на руки.
— Никого не впускайте.
Она не могла ждать, пока приедут эксперты. Она должна была проверить сама.
Мало приятного ощупывать труп. Далматов был еще теплый. В карманах Клавдия нашла спичечный коробок, пачку «Мальборо», семнадцать копеек и катушку ниток.
Она долго пыталась сообразить, зачем Далматову понадобились нитки, но так и не поняла.
— Давно стены красили? — спросила старлея.
— Недавно, мы вообще следим.
— А это было?
Клавдия показала на угол стены, где было нацарапано что-то вроде римской III или просто кто-то отмечал время своей жизни в этой неволе.
— Не знаю. Нет, кажется. Мы сейчас выводного спросим. Он в камеры заглядывает.
— Он в камеры не заглядывает, — сказала Клавдия. — Он у вас бездельник и разгильдяй. Я, вы слышите, я буду сама заниматься этим делом.
Она сказала это так, словно все вокруг должны были знать, какая она жестокая и кровожадная.
А Клавдия это говорила потому, что чувство вины перед Далматовым теперь стало из абстрактного реальным и неутихающим.