Он проводил в раннюю могилу его Эмму, также спокойно, безучастно, как проводил и ее, Джеллу.
Оставалась только одна Лида. Она вышла замуж за человека сильного, энергического, который основывал какие-то новые колонии в девственных лесах Виргинии. Она любила его и работала вместе с ним, как его помощница, как его работник, только от этого брака дети рождались хилыми и умирали.
Вымирал род Артингсона! Он понимал это. Он бродил одинокий забытый, покинутый всеми.
И кто бы узнал теперь прежнего статного, сильного красавца в этом седом, сгорбленном старике!
Замолкли его чудные песни, его певучие мелодии.
Общество забыло о нем, как забывает часто о том, кто вел его вперед, кто увлекал его своими вдохновениями.
А жизнь все-таки шла своим ходом, работала наука, литература, поэзия, искусство, все обновлялось, развивалось, стремилось в неизведанную даль будущего — один он был холоден и безучастен.
Он думал: «куда все идет и куда идти за ответом, и где этот великий ответ на великий вопрос?» Он сам своим сердцем прошел всю гамму страсти, и она сожгла, иссушила его сердце. Он читал даже эти записки ищущих света, этих «Просвещенных» и там говорили рассудительные, ученые люди, один бред и сумасбродство. Да и эта секта уже рухнула.
Он хотел верить и не мог. Чему же верить? Он не мог решить и только хриплый, скрипучий бас мистера Чёртча постоянно шептал над его ухом:
«Мы бродим впотьмах, сэр, мы бродим в глубоких, непроглядных потьмах!»
I
Я хочу рассказать один странный случай, который встретился в моей жизни, когда я была еще очень молода.
Теперь много толкуют о гипнотизме, мантевизме и мысленном внушении. Может быть тот случай, о котором я расскажу, послужит материалом для объяснений некоторых из этих темных явлений нашей психической жизни.
В 1845 году мы жили скромно и приютно в нашем родовом К*** имении, в селе Роматищах. Нас было трое: я, моя добрая тетя и мисс Берд! В полуверсте от нас, в маленькой деревушке, Голубовке, жил он — мой добрый Поль — друг моего тихого детства и моей восторженной молодости.
В нашем доме многое до сих пор осталось нетронутым. Это старинный каменный дом, весьма удобный и прочный, построенный еще моим прадедом. Отец мой, большой англоман, сделал в нем и около него только небольшие, несущественные изменения. Он обратил рощу около дома в большой английский парк и ввел в доме английские порядки. После его смерти эти порядки свято поддерживала моя тетя, которая довольно долго прожила с ним в Англии. У нас был заведен утренний lunch с гренками и жареной рыбой, breakfast с неизменной ветчинной, сыром и настоящий английский обед в семь часов, с противным перечным супом, бараниной и ростбифом.