— Ты опять заснула!.. — сказала она. — Но сон твой такой был тихий… спокойный. Спи!
Вошел Поль. Я протянула ему руку и тотчас же отдернула, как только он мне пожал ее. Мне показалась рука его удивительно холодной и жесткой.
И с этих пор долгое время я жила как во сне. Напрасно и тетя, и мой добрый Поль старались ласками возвратить меня к себе. Я не отвечала на их ласки, и мне удивительно тяжело было отвечать на все их вопросы. Я повиновалась всему, что они мне советовали и указывали, повиновалась как автомат, бессознательно, и весь мой ум был направлен на один мучительный вопрос. Я припоминала и не могла вспомнить, что со мной было, что я видела в те две страшных ночи, после которых во всем существе моем вдруг произошла такая резкая перемена.
Я забивалась куда-нибудь в темный угол, и по целым часам сидела неподвижно, как истукан, чувствуя, что вся я как будто связана чем-то невидимым, незаметным, но чего нельзя ни развязать, ни распутать, ни разорвать… И все время усиленно наморщив брови, я старалась припомнить, что со мной случилось. Поль, тетя и мисс Берд постоянно отрывали меня от тяжелой мучительной думы, постоянно ухаживали за мной и только раздражали.
Через неделю, или две, не помню, черный грум принес от князя записку. И прежде чем он подал эту записку, я сбежала опрометью вниз, в гостиную и вскричала:
— Едемте, тетя! Непременно едемте! Вероятно, он зовет всех нас… Нехорошо, глупо отказать ему.
В записке князь действительно приглашал всех нас к себе на завтрак, которым он хотел отпраздновать свое возвращение в родовое поместье.
«Я надеюсь, писал он, что это благотворно подействует на вашу больную, которой потрудитесь передать мой глубокий поклон, равно как и почтеннейшему жениху её».
К Полю он послал отдельное приглашение, которое грум передал тут же, так как Поль сидел у нас. Он было возмутился этой бесцеремонностью, но я вдруг рассердилась и начала очень колко выговаривать ему.
— Вы просто ревнуете! — кричала я: — к этому образованному, просвещенному и так много испытавшему человеку… При том, это был друг моего покойного отца.
Я видела, что тетя, подле которой сидел Поль, тихонько толкнула его и прошептала чуть слышно:
— Не раздражайте ее! Я ясно слышала этот совет, так как со времени моей болезни слух мой стал поразительно чуток.
И все решили, что необходимо ехать и ответили князю благодарностью и обещанием что мы непременно будем к назначенному им часу.
VIII
Помню, что день был ясный, сияющий и жаркий. Мы вчетвером отправились в коляске. Полю, как я догадывалась, было неприятно ехать, но он очевидно ехал потому, что боялся оставить меня на попечении тетки и мисс Берд. С самого начала моей болезни и до конца он был моей верной, нежной, любящей нянькой.