галстуком и казавшимися неудобными туфли. В футболке и джинсах он нравился мне больше.
Рядом с ним стояла Ким, а позади толпились остальные ребята из аниме-клуба. Они
переминались с ноги на ногу и смотрели куда угодно, только не на меня, как будто ждали, когда же
это все закончится.
Джош глядел на меня с напряжением, которого я не понимала. Он никогда не смотрел на
меня вот так – с неподдельной ненавистью. Глаза Джоша покраснели, но блеск слез не мог скрыть
его чувств.
Ким наклонилась к нему и что-то прошептала на ухо. Он отмахнулся от нее и отошел прочь.
Я думала, что Джош уйдет, но он остался. Только спрятался за толпой, чтобы не смотреть на меня.
Ким последовала за ним, снова попыталась что-то сказать, протянула ему салфетку. Джош принял ее
и стал мять в руках, пока она не превратилась в конфетти. Я боролась с желанием подойти и взять
его за руку, обнять и поблагодарить за то, что он оказался одним из тех немногих, кто был здесь ради
меня… ради Эллы.
– Мэдди, малышка, – сказал папа, кладя руку мне на плечо и привлекая к себе внимание. –
Почему бы Алексу или твоей бабушке не отвезти тебя домой? Знаю, доктор считает, что здесь ты…
– Нет, – оборвала я. Я намеревалась остаться, окруженная людьми, которым было плевать на
меня. Я и сама на себя наплевала, глядя на то, как мою жизнь увековечивают, чтобы в итоге
похоронить навсегда. – Я в порядке. Я хочу остаться.
Мама услышала резкость в моем голосе и перегнулась через папу посмотреть на меня. Она
не злилась и не смутилась из-за моей вспышки, она… обеспокоилась. Мэдди никогда не огрызалась.
Она плакала, просила, устраивала молчаливый бойкот до победного конца, но никогда не
огрызалась. Это я огрызалась. Я – Элла.
– Мэдди? – Мама обежала взглядом каждый дюйм моего тела, ища то, чего – и я это знала —
там уже нет.
Единственным способом различить нас в детстве была маленькая родинка над моим правым
глазом. В ту ночь в больнице, когда я проснулась, когда еще не имела представления о том, кто я, я
застала маму у своей кровати. Она аккуратно отодвигала мою повязку. Мама думала, что я спала, и я
не стала ее разубеждать. Сначала мне показалось, что она считает швы или проверяет, есть ли там
грязь. Но спустя несколько часов после того, как я себя вспомнила, я поняла, что она делала, почему
она тогда так осторожно пробежалась пальцами по швам. Мама искала тот самый знак, верный
признак того, кем я была, кем она хотела, чтобы я была. Лицо Мэдди было изрезано от удара о