— Только давайте договоримся, что будем говорить друг другу правду. Иначе ничего не получится, — я заранее решила, что именно с этого и нужно будет начать.
Наша встреча представлялась мне как финальная сцена-развязка какого-нибудь классического детектива. Типа собираются все подозреваемые, и я начинаю задавать им вопросы. Слово за слово, история за историей, и вдруг, неожиданно, обнаруживается некая странная несостыковка в их рассказах. Становится совершенно очевидно, что кто-то лжет. И тогда остается лишь вывести преступника на чистую воду. Мне бы искренне хотелось, чтобы им оказался Марков. Ну, или Герасимов. А ещё лучше тот самый незнакомый парень. Однако проблема заключалась в том, что сейчас мы все были обвиняемыми, причем одновременно.
— Да, — воодушевленно подхватил Петров. — Давайте, дадим клятву.
Якушин, рассматривавший книги на полке, ухмыльнулся:
— И подпишемся кровью.
— Всё правильно, — неожиданно поддержал меня Марков. — Если в поступке Кристины есть хоть какая-то логика, то, только рассказывая правду, мы сможем её установить.
— Разве в самоубийстве вообще может быть какая-то логика? — удивился Петров. — Это же просто порыв.
— Ты только о своих этих эмоциях и думаешь, — одернул его Марков. — Если Ворожцова заморочилась записыванием ролика, значит, это продуманный поступок. Значит, она хотела этим что-то сказать, а не просто взять и помереть.
— Ну, в этом-то я понимаю, — ответил Петров. — Каждый хочет после себя что-нибудь оставить.
— О чем вы говорите? — вдруг подала голос Настя. — При чем тут логика? Когда человек делает такое, значит ему плохо, ужасно плохо. Только представьте, что он чувствует, если идет на такое. И получается, что все эти самые страшные, самые отчаянные чувства вызывали в ней мы.
— И вот с этого момента, Сёмина, — Марков многозначительно помахал перед ней пальцем, — как раз и начинается логика. Если ты, конечно, понимаешь, что это такое.
— Твоя логика, Марков, в том, что ты просто отказываешься признать, что можешь быть дурным человеком.
— А ты докажи мне это, — с вызовом ответил Марков. — Докажи, что Кристина распрекрасная, а я дурной. Почему, если она сама решила умереть, то это сразу делает её ангелом?
— Не преувеличивай, пожалуйста, — пролепетала Настя, явно готовая сдаться. — Я не хочу с тобой спорить. И доказывать тоже. Мне просто очень грустно, что всё вот так получилось.
— Точно никто с Кристиной не был в ссоре? — сухо поинтересовался Якушин, вытаскивая учебник по биологии. — Скажу сразу за себя, потому что, видимо, знаю её лучше всех. Мы с ней не ругались никогда. С ней довольно сложно было поссориться. Ангел — это, конечно, преувеличение, но она очень добрая, умная и немного фантазерка.