Мы просто сели в её комнате, она на кровать, а я на стул. Я открыто разглядывала её, а она сидела с опущенными глазами, стесняясь, даже голову боясь поднять.
Распущенные черные волосы закрывали почти всё лицо.
Конечно же, я не выдержала первой.
— Я много думала о тебе. Очень много. Мы все очень много про это думали. И некоторые почти поверили, что они намного хуже, чем есть на самом деле.
— Понимаю, — прошептала она. — Вы меня ненавидите теперь.
— Я - нет. Это было бы слишком сильной эмоцией. Сейчас. Теперь. После всего, что с нами было. Я много думала о тебе раньше. Но сейчас уже нет никакого дела. А пришла только для того, чтобы больше никогда и не вспоминать.
— Но, Тоня, ты должна выслушать меня.
— Что же мы тебе такого сделали? В чем провинились? Чем так испоганили жизнь?
— Я ни в коем случае не хотела, чтобы получилось всё так, как получилось. То есть я хотела, чтобы всё как раз было наоборот, — она то и дело комкала одеяло, сильно нервничая.
— Что значит наоборот?
— Я не хотела, чтобы вас ненавидели и гнобили.
Она подняла голову, и глаза у неё были в этот момент такие голубые, чистые и ясные, что не возможно было сомневаться в правдивости её слов.
— Я тебя не понимаю.
— Ты ведь тоже знаешь, что значит сидеть одной, когда с тобой никто не дружит и совсем не общается. Ты же знаешь, как ужасно, когда ты вроде и есть, но тебя как будто и нет. Ни для кого, кроме родителей. Ты мне сама об этом сто раз говорила. Что никто никому не нужен.
— Я такого не говорила.
— Ну, или не ты, я уже не помню точно. Но ведь это правда. Так всё кругом устроено. И не только в школе, у взрослых всё точно так же. Может, даже ещё хуже. И это грустно. Очень. И не только за себя грустно. Потому что получается, что если каждый сам по себе, сам за себя, то и жить как будто не зачем. Всё равно что отбывать пожизненное заключение в одиночной стеклянной камере. Как в стакане. Вот, ты меня замечала в школе?
— Ты так выглядела, что тебя только слепой не мог заметить. Платье черное, волосы черные, глаза черные. Уныло и жутко.
— Да, мне было интересно, если я вдруг буду так выглядеть, может хоть кто-то спросит — почему ты такая? У тебя что-то случилось? Почему ты грустишь? Ну, или хоть что-нибудь. Но ни один не спросил. Никому это было не нужно и не интересно.
— Очень странно ожидать, что люди с такими вопросами сунутся к тому, кто всем своим внешним видом заявляет «отвалите от меня».
— Не правда. Это не так.
— Поверь, со стороны выглядит так. Но я пришла, не для того, чтобы разговаривать о тебе. Мы и так слишком много потратили на это времени. И теперь, чего бы ты не сказала, тебе всё равно не заставить меня поверить в то, что кто-то из нас был настолько равнодушен и жесток, что ты сразу бросилась кончать с собой. Но ты посчитала иначе и хотела, чтобы мы с этим грузом, с этой виной остались на всю жизнь. Как ты могла? Я ведь тебе все свои секреты рассказывала. То, чего я никому никогда не говорила. Даже про Якушина, а ты и пальцем не пошевелила, чтобы помочь, только умничала и советы давала. И так со всеми. Отлично же знала, что Настя тоже парится тем, что её никто не понимает и не любит. Почему не подошла к ней в школе и не сказала, что ты Линор? Почему, если тебе нравился Петров, не объяснила ему, что он снимает ужасные видеоблоги?