— Пожалуйста, — повторил он, горячо дыша в затылок. — Защити меня.
И в эту минуту я не знала, чего боялась больше: того, что двигалось в углу или его самого.
Но тут снова послышались шаги, на этот раз громко и очень отчетливо, шумно раскрылась дверь, и вспыхнул резкий, ослепляющий свет. Я закрылась локтем, Амелин вздрогнул и обернулся. В дверях стоял помятый, взлохмаченный и очень недовольный Якушин.
— Что вы тут делаете?
— Саша, — вполголоса пролепетала я, — тут что-то было, что-то в углу.
— Где? — Якушин развернулся в ту сторону, куда я показывала.
В комнате оказалось довольно уютно, почти как в квартире. Красивые шкафчики, большая двуспальная кровать, тяжелые шторы, за дверью стояли коробки, о которые с таким шумом билась дверь, неподалёку валялся опрокинутый стул.
— Ну, вон там, — я сделала пару шагов и, в том месте, где двигалось это самое страшное нечто, увидела торчащий из-за штор кусок большого настенного зеркала.
Должно быть его убрали туда, чтобы не разбилось. В зеркале действительно отражалось каждое моё движение.
— Зеркало? — удивился Якушин. — Ты испугалась зеркала?
Он как-то невесело усмехнулся и оглядел меня с ног до головы. Босиком, в колготках, и куртке сверху я, должно быть, выглядела очень нелепо.
— Чего вы вообще сюда поперлись? — Якушин поправил штору так, чтобы она полностью прикрыла злосчастное зеркало.
— Просто Амелин услышал что-то. Мы оба слышали. Да?
Я посмотрела на него в поиске подтверждения моих слов, но он стоял, наклонив голову так, что светлые волосы закрывали половину лица, и как будто специально валял дурака. Это было очень подло с его стороны так прикалываться. Не сдержавшись, я ударила его кулаком в плечо.
— Ты чего меня тут пугал? Это смешно? Я тебя спрашиваю, это смешно?
От моего толчка он покачнулся, но голову даже не поднял. Тогда Якушин подошел к нему поближе, убрал с лица волосы и прикоснулся двумя пальцами ко лбу.
— Всё ясно. Пациент готов. За тридцать восемь точно. Температура. Бред и галлюцинации.
Затем он таким же точно образом потрогал и мой лоб, а потом насмешливо улыбнулся:
— А вот у тебя с чего эти галлюцинации, не понятно.
Амелина уложили на ту большую железную кровать, на которой до этого спал Марков, стащив, наконец, с него это дурацкое пальто, которое совершенно точно было ему мало.
Марков, правда, ещё долго ворчал, что ещё только четыре утра, и теперь он уже не уснет, но кровать уступил и пошел искать туалет.
Амелина то трясло от озноба, то бросало в жар, щеки пылали пунцовым румянцем, и он либо начинал нести новый бред и пытался встать, либо отключался на время и успокаивался, что пугало с одинаковой силой.