вы верите в то, во что верите. Вы немного приблизитесь к доказательству.
Кстати, это полезное ментальное упражнение – совсем не то, о чем писал Фрэнсис Скотт Фицджеральд в эссе 1936 года The Crack-Up («Крушение»), когда вспоминал о собственной надломленности и чувстве безысходности: «Мне приходилось уравновешивать в себе сознание безнадежности моих усилий и необходимости продолжать борьбу»[340]. Более лаконично об этом сказал Сэмюэл Беккет: «Продолжать… не в состоянии. Но должен. Так что буду продолжать»[341]{306}. Данная Фитцджеральдом характеристика «подлинного интеллекта» подразумевает, что у него самого другой интеллект. Как видел это он сам, именно натиск противоречий по сути привел к тому, что его жизнь закончилась, подобно теории множеств Фреге или компьютеру, отключившемуся под воздействием парадоксов Кирка. (Группа «Городские ласточки» в песне «Ни вашим, ни нашим» в какой-то мере подытоживает сказанное в «Крушении»: «Я лгал себе с самого начала и добился только того, что разваливаюсь на части».) Оказавшись в одиночестве и потеряв контроль над собой, с головой погрузившись в книги и самосозерцание, Фицджеральд стал одним из тех печальных молодых писателей, которые вызывали отвращение у Теодора Рузвельта.
Дэвид Фостер Уоллес также интересовался парадоксами. В свойственном ему математическом стиле он сформулировал несколько смягченную версию парадокса Рассела в своем первом романе The Broom of the System («Метла системы»). Не будет преувеличением сказать, что Уоллес писал свои романы под влиянием собственной борьбы с противоречиями. Он любил все техническое и аналитическое, но в то же время понимал, что простые религиозные заповеди и работа над собой – это более эффективное оружие против наркотиков, отчаяния и губительного солипсизма. Уоллес знал, что работа писателя должна состоять в том, чтобы проникать в головы других людей, но его основной темой стали серьезные трудности, связанные с его собственной головой. Твердо решив записать и нейтрализовать влияние собственных предубеждений и предрассудков, он осознавал, что такая решимость сама по себе относится к числу тех же предубеждений и подвержена тем же предрассудкам{307}. Безусловно, это материал курса философии, но, как известно многим студентам, изучающим математику, старые задачи, которые вы учитесь решать на первом курсе, относятся к числу самых глубоких задач, которые вы когда-либо встречали. Уоллес боролся с парадоксами точно так же, как это делают математики. Вы верите в две вещи, которые кажутся противоречащими друг другу. И вы приступаете к работе – шаг за шагом, очищая кисть, отделяя то, что вы знаете, от того, во что верите, удерживая в своем разуме две противоборствующие вещи рядом друг с другом и рассматривая каждую из них в негативном свете другой, – до тех пор пока не станет очевидной истина или то, что к ней ближе всего.