— Ох... — выдохнула она со стоном и обняла его.
Он схватил ее за полные покатые плечи, которыми любовался за столом, сделал несколько судорожных движений и не смог сдержать себя: семя его хлынуло в это большое тело.
— Хороший мой... — Она успокаивающе прижала его голову к себе.
Но он не мог и не хотел успокаиваться, он сжал ее, задвигался, словно догоняя это желанное и ускользающее тело. Ноги ее разошлись сильнее, впуская его, теплая рука проскользнула по спине доктора и легла на его ягодицы. Доктор двигался резко, обхватив женщину руками, впившись в нее пальцами. Ягодицы его вздрагивали и сжимались в такт движению. Женская рука стала мягко и несильно нажимать на них, словно успокаивая. Доктор шумно дышал ей в шею, голова его вздрагивала.
— Хороший мой...
Рука ее нажимала на его ягодицы, чувствуя ярость сжимающихся мышц.
— Хороший мой...
Рука успокаивала, словно говоря каждым своим движением: не торопись, я теперь никуда не уйду, я твоя этой ночью.
И он внял языку этой руки, судорога оставила его тело, он стал двигаться медленней, размеренней. Левой рукою женщина приподняла его горячую голову и прижалась своими губами к его пересохшим, открытым губам. Но он был не в силах ответить на ее поцелуй. Рот его дышал жадно и прерывисто.
— Хороший мой, — выдохнула она в этот рот.
Доктор владел ею, стараясь растянуть наслаждение, повинуясь нежной женской руке. Тело отзывалось ему, широкие бедра ее сжимали его ноги в такт движению и расходились, сжимали и расходились. Большая грудь ее качала его.
— Хороший мой, — снова выдохнула она ему в рот.
И этот ее выдох словно отрезвил его. Он ответил ей на поцелуй, языки их встретились в горячей телесной темноте.
Они целовались.
Рука ее гладила и успокаивала. Поняв, что мужчина готов долго наслаждаться ею, женщина отдалась ему целиком. Стон ожил в ее большой, колышущейся груди. И она позволила себе стать беспомощной. Грудь и бедра ее задрожали.
— Пахтай меня, хороший мой... — зашептала она в его щеку и обняла обеими руками.
Он плыл по ее телу, эта волна несла и несла, и казалось, конца этому не будет.
Но волна стала вдруг набирать силу, воздымаясь, он понял свою беспомощность, его тело задрожало в предвкушении. Рука ее снова легла на его ягодицы, и уже не нежно, а властно и сильно сжала, надавила, впиваясь пальцами. И ему показалось, что на этих пальцах надеты пять наперстков.
С рычанием он выплеснулся в эту волну.
Женщина застонала и вскрикнула под ним. Он лежал на ней, мучительно дыша ей в шею.
— Горячий... — прошептала она и погладила его по голове.