Она положила ему блинов, подвинула чашку с медом. Доктор стал есть теплые, вкусные блины. В горницу вошел Перхуша и остановился у двери. Он был одет для дороги, в руке держал свою ушанку.
— Вот он, герой... — недовольно пробормотал доктор, проглатывая кусок блина, и почти выкрикнул:
— Что ж ты меня не разбудил?!
Перхуша улыбнулся своей птичьей улыбкой:
— Как же не будил? Как развиднелось, сразу и пошел к вам.
— Ну?
— Говорю: доктор, ехать пора. А вы мне: дай поспать.
Мельничиха рассмеялась, наливая себе чаю в блюдечко.
— Не может быть такого! — Доктор стукнул кулаком по столу.
— Господь свидетель. — Перхуша махнул шапкой на иконы.
— Видать, сладко спалось вам. — Мельничиха подула на блюдечко.
Доктор встретился с ее довольными глазами и глянул на других людей в горнице, словно ища у них поддержки. Но Авдотья возилась у печи с таким видом, будто знала все, что было ночью, а муж ее сидел в углу тоже с какой-то двусмысленной улыбкой, как показалось доктору.
«Они что — знают? — подумал доктор. — Ну и черт с ними...»
— Ты б растолкал меня, что ли! — сказал он Перхуше уже помягче, понимая, что с этим человеком предстоит еще ехать в Долгое.
— Не могу я спящих тревожить. Жалко больно. — Перхуша стоял, держа свою шапку на животе обеими руками.
— Конечно, жалко, — прихлебывала чай мельничиха, смеясь глазами.
— Что с самокатом? — перевел разговор доктор.
— Справил. Доедем.
— У вас телефона нет? — спросил доктор мельничиху.
— Есть. Но зимою не работает. — Она обмакнула в блюдце кусочек сахара и положила в рот.
— Ладно, я чай допью и выйду, — сказал доктор Перхуше, словно выгоняя того из горницы.
Перхуша молча вышел.
Доктор стал доедать блины, запивая их чаем.
— Скажите на милость, а вот эта самая чернуха, откуда она взялась? — заговорила мельничиха, перекатывая во рту кусочек сахара и громко прихлебывая чай.
— Из Боливии, — с неприязнью пробормотал доктор.
— Так издалёка? Отчего? Завез кто?
— Завезли.
Она покачала головой:
— Надо же. А как же они зимою из могилы восстают? Земля-то вся, чай, промерзла?
— Вирус преображает человеческое тело, делая мышцы значительно сильнее, — пробормотал доктор, отводя глаза.
— У них, Марковна, когти как у медведей отрастают! — вдруг громко заговорил работник. — Я по радиу видал: лезут хоть скрозь землю, хоть скрозь пол, как кроты. Лезут и рвут людей!
Авдотья перекрестилась.
Мельничиха поставила блюдечко на стол, вздохнула и тоже перекрестилась. Лицо ее стало серьезным и сразу потяжелело и потеряло привлекательность.
— Вы уж, доктор, поосторожней там, — сказала она.
Платон Ильич кивнул. Нос его покраснел от выпитого чая. Он достал носовой платок, отер губы.