Я скучала по студии. Я надеялась, что мать долго не выдержит, решит, что она так больше не может, позовет меня снова, и я снова возьму в руки зеркало и займу свою позицию. Мне ужасно хотелось посмотреть, как она играет обезумевшую жену, которая принесла в жертву все. Но понадобилось много времени, чтобы она капитулировала, и поэтому я не видела ни великого номера с вуду, ни шикарного взъерошенного парика, прямо как у Гарпино, который был на ней, когда она вылезала из шкуры гориллы.
— Радость моя, как тебя там не хватало! Бьют барабаны, я раскачиваюсь в шкуре гориллы… медленно сбрасываю одну лапу — появляется прекрасная рука, как шея белого лебедя — потом опять качаюсь, как в джунглях, — появляется другая прекрасная рука… опять качаюсь. Меня чуть не укачало! Потом я медленно откидываю назад огромную обезьянью голову, и появляется лицо — волосы гладкие и туго стянуты — лицо Нефертити на тучном теле гориллы. Каково?
Мы устроили воскресный ланч во внутреннем дворике: холодное мясо ломтями, картофельный салат, черный хлеб и сыр. Мать тоскливо смотрела на эту снедь и возмущенно затягивалась сигаретой, выпуская кольца дыма, пока мы объедались. Фон Штернберг глотнул «мочи», доставленной нам Глэдис-Мэри.
— Любимая, ты слышала, что Академия выдвигает Гармса за лучшую операторскую работу в «Шанхайском экспрессе»?
— Невероятно! Они собираются наградить его за твою превосходную работу?
— Он великолепный оператор, он это заслужил.
— Идиоты. Посмотри, с кого они начали, с этой… с этой… «девицы на выданье» — Дженнет Гейнор. Вот уж ей-богу! Повздыхала на фоне намалеванных парижских крыш — и, пожалуйста, награда за роль! А Гарбо! Они чуть было не наградили ее за этот кошмарный «Гранд-отель»! Вообще она бывает очень даже недурна, но тут такое безобразие — когда она бегает за Бэрримором (не мужчина, а какой-то окорок) — это уж слишком… Эта чванливая Академия — за что она раздает свои награды? Им что, как детям, нравится награждать самих себя? Они что, не знают, когда они хорошо работают? Им нужно получить награду, чтобы узнать?.. И в довершение всего этого бреда они идут в эту жуткую кокосовую рощу с фальшивыми кокосами на картонных пальмах — и сами себе аплодируют! Ужас — до чего может дойти актерское тщеславие!
Больше в нашем доме не говорили об академических наградах.
Утро, когда в наш дом пробрался молочник, стало для меня переломным. Моя мать решила, что если он ускользнул от боевого пса и вооруженных охранников, не говоря уже о попугае, то это значит, что я буду в большей безопасности за воротами студии «Парамаунт». Так что мне, по крайней мере, удалось увидеть костюм для номера вуду (горилла, к сожалению, уже висела в гардеробной в ожидании фильма про джунгли). Я снова была «дома». Практически сразу же у меня возникло чувство, что я никогда и не отсутствовала, разве что теперь за мной повсюду ходил телохранитель. Ничего особенного: все думали, что это просто какой-то статист из гангстерского фильма, который заблудился и ищет свою площадку.