Она сообщила мне все эти новости по телефону. К тому моменту она успела полностью протрезветь.
— Дорогая, я не могу оставаться во Франции. Они тут убивают людей. Лондон исключается — британская пресса самая гнусная, а в Германии, после того как нацисты поубивали всех евреев, не осталось хороших врачей. Может быть, Швеция? Или снова Америка? Позвони Дебейки, посоветуйся, — и повесила трубку.
Я позвонила доктору Дебейки и попросила порекомендовать лучшего в мире травматолога; он, не задумываясь, назвал Фрэнка Стинчфилда и дал номер его нью-йоркского телефона. Я застала Стинчфилда дома, представилась и изложила всю историю болезни матери. Он был чрезвычайно любезен и заверил меня, что в Париже есть весьма уважаемый и очень квалифицированный хирург-ортопед, к которому он рекомендует обратиться. Когда я объяснила ему, что мать ни при каких условиях не согласится оперироваться во Франции, он сказал, что, если я смогу организовать ее перелет в Нью-Йорк, он ее устроит в хирургическое отделение Колумбийского пресвитерианского госпиталя. Я его поблагодарила и пообещала в течение двадцати четырех часов доставить Дитрих в Нью-Йорк.
Теперь нужно было, во-первых, позвонить матери и уговорить ее лететь в Нью-Йорк. Во-вторых, найти в Париже кого-нибудь, кому я могла бы доверить ее сопровождать. В-третьих, отыскать авиакомпанию, которая согласилась бы взять на борт самолета носилки, сохраняя при этом полную конфиденциальность. В-четвертых, нанять «скорую помощь», которая встретила бы самолет в аэропорту «Кеннеди». В-пятых, организовать все у себя дома, чтобы со спокойной душой отправиться в Нью-Йорк. Так как у опекавшего мать молодого человека был британский паспорт, а значит требовалась американская виза, сопровождать ее он не мог — на получение визы ушло бы слишком много времени. А откладывать переправку Дитрих из одной страны в другую было нельзя — не только по медицинским показаниям, но и из-за мировой прессы. Чем дольше это будет продолжаться, тем больше будет шансов у газетчиков пронюхать о постигшей ее беде.
Поскольку мне надо было заниматься делами матери в Нью-Йорке, я позвонила ее давней пассии, которая жила в Лондоне, но имела американский паспорт, и, рассказав ей, что случилось, попросила помочь. Она отказалась. Я в отчаянии позвонила в Канаду приятельнице, которой могла довериться, и спросила, не сможет ли она прилететь в Париж, взять мою мать и доставить ко мне в Нью-Йорк. «Конечно», не задумываясь сказала она, за что я вечно буду ей благодарна.
Я со «скорой» ждала на площадке перед ангаром, когда самолет с моей матерью приземлился в аэропорту «Кеннеди». После того, как все пассажиры вышли, мы извлекли из самолета наш драгоценный груз. Все было так блестяще организовано, что журналисты двух стран ничего не пронюхали. Год спустя нам повезло меньше, но в этот раз, усаживаясь в «скорую помощь» рядом с носилками, на которых лежала мать, я заслуженно торжествовала.