РУДИ
1897–1976
Пора было уходить. Я спустилась вниз по дорожке, чтобы попрощаться с Тами. Казалось невероятным, что под крошечным островком травы скрыты тысячи тех вещей, из которых складывается человеческое существование. Я говорила с Тами, просила у нее прощения, надеялась, что она одобрит все, что я старалась сделать для Папи — ведь она так любила его.
Вскоре начались телефонные звонки:
— Мария, как ты могла! Мне звонила твоя бедная мать. Она сказала, что ты не позволила ей приехать на похороны Руди. Она плакала. Как ты могла с ней так поступить? Она сказала, что полностью собралась, что днем и ночью сидела у телефона и ждала твоего звонка! Но ты так и не позвонила!
Я знала, что мать не хотела видеть ничего, связанного со смертью мужа, и теперь просто разыгрывала роль безутешной вдовы, пытаясь переложить на меня вину за свое отсутствие на его похоронах. Впрочем, на этот раз я не препятствовала ее желанию в очередной раз спрятаться от действительности. Это дало мне возможность сдержать обещание, данное отцу.
В тот год Дитрих потеряла двух мужей. Вскоре после отца умер Жан Габен. Мать была разбита горем: она оплакивала Габена много лет. И дело тут было не только в самом факте его смерти: мать осознала, что ее тайной заветной мечте о том, что в один прекрасный день Жан к ней вернется, не суждено осуществиться. На протяжении нескольких недель из жизни Дитрих ушли двое людей, которых она больше всего любила — и больше всего обманывала.
Они стали ее «призраками». Она высматривала их, прислушивалась к их голосам, сетовала, что они не материализуются, что, не подавая признаков своего присутствия, лишают ее покоя.
Когда скончался Фриц Ланг, она не сильно горевала; узнавая об очередной смерти, она всякий раз звонила мне: «Ты слыхала, что умер Лукино Висконти? Помнишь, когда он снимал этот фильм, ну, с этим плохим актером, который ему так нравился, его возлюбленным, тот играл меня в женском платье — в костюме из «Голубого ангела»… Говард Хьюз умер — интересно, кому достанутся все эти миллионы? Он гонялся за мной по всему Лос-Анджелесу, пока не снял этот фильм про жизнь взаперти среди коробок с «клинексом»… а что там в Америке был за скандал с книжкой про негров? Я об этом что-то читала в «Ньюс уик»…
— Ты имеешь в виду «Корни»?
— Да, да! Кому охота про них читать? Никогда в жизни эта книжка не будет распродана, — и вешала трубку.
Сама Дитрих в третий раз продала свою ненаписанную автобиографию уже другому американскому издателю. Отказываясь от помощи, не слушая ничьих советов, она воспроизводила свою жизнь такой, какой — казалось ей — она ее прожила: чистой, самоотверженной, являющей собой образец долга, чести, мужества и материнской любви.