Большой Джо, наследник, широкоплечий, коренастый, с мягкой ирландской улыбкой и добрыми глазами, прекрасно играл в футбол. Кэтлин, миловидная девочка, взяла на себя роль старшей, хотя и не была старшей сестрой, и, наверное, потому так рано повзрослела. Юнис, своевольная, не терпевшая возражений, отличалась острым умом первооткрывателя. Джон, которого все ласково звали Джек, очень эффектный юноша, блистал коварной улыбкой соблазнителя, и взгляд его словно манил: «Подойди поближе». Словом, о таких мечтают все девушки, и я была в него тайно влюблена. Пэт, примерно того же возраста, что и я, но не такая полная и неуклюжая, без единого прыщика на лице, очень живая, уже почти девушка. Бобби, «всезнайка», всегда готовый ответить на любой вопрос. Джин, спокойная добрая девочка, подбиравшая забытые братьями и сестрами теннисные ракетки и мокрые полотенца, будущая заботливая мать. Тедди-непоседа с короткими толстыми ножками, едва поспевавший за длинноногими братьями, был всегда рад приласкаться и выказать свою симпатию. Розмари — старшая дочь, ущербная рядом с остроумными, исполненными энергии братьями и сестрами, стала моей подругой. Возможно, нам было так уютно вместе из-за неприспособленности к жизни, свойственной и ей, и мне. Мы подолгу сидели в тени, держась за руки, и глядели в морскую даль.
Миссис Кеннеди всегда проявляла ко мне доброту. Она даже пригласила меня к ланчу на свою виллу, расположенную рядом с отелем. Тами уговаривала меня не нервничать, но я четыре раза меняла платье, пока не удостоверилась, что не выгляжу, как «европейская аристократка», и вполне сойду за нормального ребенка, пришедшего в гости. Какой же у них был длинный стол! Мы, младшие, слушали, как старшие дети говорят с отцом на разные темы, а миссис Кеннеди тем временем наблюдала за прислугой и за манерами младших детей за столом. Она никого не одергивала попусту и не высмеивала. Никто не стремился завоевать общее внимание, но, тем не менее, каждый был его достоин. Когда посол Кеннеди стал часто посещать нашу кабину для переодевания, я перестала ходить к ним в гости. Мне не хотелось, чтобы его дети испытывали неловкость. Правда, я слышала, как одна сухопарая дама в льняной матроске произнесла театральным шепотом такую фразу:
— А вон там наверху — американский посол, тот самый, у которого много детей, любовник Глории Свонсон!
Вероятно, дети Кеннеди привыкли к исчезновениям отца, как я привыкла к исчезновениям матери.
Отец почему-то был очень сердит. Его «паккард» с Тами и Тедди на заднем сиденье подъехал к воротам отеля, а потом они куда-то укатили. Ремарк по-прежнему жил в отеле, днем он работал над книгой, а ночью пил. Мать рассказывала всем знакомым, как она разыскивает его в барах по всему побережью — от Монте-Карло до Канн, опасаясь, что его арестуют, и заголовки газет запестрят сообщениями о его недостойном поведении.