Я посмотрел на его детское личико и ущипнул его за щеку.
– Вот что я тебе скажу: как бы ты себя ни травил, выглядишь ты все еще очень даже ничего себе.
Но он пока не вписывается.
– Вся дрянь внутри, старичок, – засмеялся он глухо так, тихо, что у меня – мурашки по коже. Потом задумался и говорит: – Можно наскрести собачьего дерьма и положить в нарядную подарочную коробочку с блестящей крышечкой, но внутри-то все равно будет дерьмо собачье. Похоронку уже кому надо выслали, – простонал он.
– Да ладно, Голли, – говорю, – я сказал, что ты неплохо выглядишь, но чтоб сравнивать тебя с подарочной коробочкой с блестящей крышечкой – такого не было. Выше голову, сынок! В конце концов, – я встал в позу, изображающую старика Блэки из нашей школы, – есть мнение, что в современной системе среднего общего образования нет места гражданскому и религиозному воспитанию. Я этих модных взглядов не разделяю. Как, скажите, образование может быть общим без воспитания ГРАЖДАНСКОЙ позиции и РЕЛИГИОЗНОГО видения мира?
Ну наконец-то он засмеялся. Билли все это прослушал, поднялся и говорит:
– Пойдем, Голли, прогуляемся.
Голли встал. Вернулась Гудрун, и Билли, отступив, кивнул на нее. От этого Голли еще больше развеселился, и они вышли вместе в сад.
За вертушки встал Вольфганг, и музон снова потихоньку набрал обороты. Рольф трясет головой и смеется. Здоровяк поставил мощнейший трек, сучара, и я чувствую, как накрывает табл, меня слегка мутит, в ушах отстраненный звон, и если я сейчас не встану, то тут же и зарублюсь. Народ побросал мешки и стулья и вывалил на танцпол. Нужно добыть эту тему, не забыть выяснить, кто это. Немцы пустились в пляс, все, кроме Марсии, которая, как они говорят, не очень радостная. Эта хрень с нацизмом где угодно могла всплыть. Нам говорят, что нацисты – психи, но, может, они не бо́льшие психи или извращенцы, чем либералы. Просто тогда менялась эпоха и у всех поехала крыша. Это может произойти когда угодно и где угодно. Мне так кажется, судя по развитию событий, что капиталистическая система никогда не станет устойчивой. Найдется чувак, способный восстановить порядок, и богатые впишутся в расклад, если он оставит их при своем. И произойдет это в ближайшие лет тридцать.
Вот что меня поражает. Нацики – это не кто-то там. Они есть в каждом народе, как в каждом человеке есть какое-нибудь зло. И беспредельничают они чаще всего потому, что сами боятся или же все вокруг их опускают. Только с любовью мир станет лучше, и я буду дарить эту любовь вместе с музыкой. В этом моя миссия, вот почему я N-SIGN. Карл Юарт им никогда не нравился, потому он – безмозглый мальчишка, выкидывающий руку в нацистском салюте перед таблоидным фотографом, чисто ради прикола, на отдыхе с дружками по футболу. Безмозглый мальчишка даже не знал, кто они такие – эти нацисты, просто его всегда учили относиться к ним с ненавистью и отвращением. Зато он знал, как взбрыкнут чванливые упыри на работе, которые смотрели на него, слышали его окраинный говорок и считали его белым отбросом.