— Отчим был, — подтвердила Женя. — И тот вскоре слинял.
Ксюша снова удивилась.
— Ты же говорила…
— Это он прикрывался командировкой. Сам в Риге давно нашел себе бабу. Я случайно узнала. Маманя скрывала, а я нашла письмо… От той тетки. И чего удивляться? Додумался наставлять на путь истинный мою горбатую, с ее то наследственностью…
Ксения почувствовала себя неловко.
— А где же твой?
Женя равнодушно рассмеялась.
— Я его и не видела. Они разбежались еще до того, как я появилась на свет.
Лицо Ксюши вдруг прояснилось.
— А давай его найдем. Может он хороший… Напишем во все концы. Даже передача такая по телевидению есть… Эта там, ведущая,… как ее?
— Шукшина, — подсказала Женя. — Если этот хороший человек за двадцать с лихуем лет не вспомнил ни разу о дочери…
Ксения примолкла, но не надолго.
— Но может быть какая-то ситуация… Ну, экстремальная.
— Да брось ты, — дохрустывая огурчик отмахнулась Женя. — Дитя не плачет, мать не разумеет… Наср… на него!
— Может, умер? — тихо предположила Ксения.
Галдеж детей, сцепившихся друг с другом в поединке за какую-то безделушку, отвлек их. Старушенция, подскочив на скамейке, спросонья не могла сразу понять, откуда тревога. Потом принялась растаскивать уже вооружившихся, один лопаткой другой палкой, оппонентов.
— Может, — равнодушно ответила Женя. — Мать мне об этом постоянно твердит. Говорит, что был старый, наверное, его уже нет в живых. Врет, конечно. Чтобы не искала. А может и правда. А может и сама не знает, кто он был… Дитя любви! — потянувшись и раскинув руки, воскликнула Женя в заключение.
Ксюша задумалась, потом лицо ее просветлело.
— Я помню, как папа носил меня на плечах на демонстрации. Везде было море цветов, шаров, музыка… Люди пели песни, все были веселые, добрые…
— Потом напивались и били друг другу морды, — хмыкнула Женя.
— Ну, уж неправда! — возмутилась Ксения. — Наоборот все были как родные, собирались за праздничным столом, веселые… Одевались во все самое лучшее, с бантиками и цветками в петличках…
— Меня мать никогда не брала на такие праздники и сама от них увиливала. Пьянки, помню, были… В школе, правда, пару раз нас мобилизовывали, но когда из-под палки… А папаня у тебя ничего. Интересное такое лицо…, — Женя повернула фотографию, чтобы лучше рассмотреть. — Такое, русское, ничего лишнего. Только, больно серьезный. Кем он у тебя был?
— Реставратором. Восстанавливал Тихвинский монастырь. Часто брал меня. Я даже помогала ему. Так интересно было, когда под слоем вековой штукатурки вдруг появляется изображение, сначала бледное, непонятно о чем, непонятно какое, потом уже лица, руки… Словно возвращаются к нам из прошлого… Даже сердце замирает!