Голубятник Архип, высокий мужик с рыжими космами и бородой, стоял у крестовины навытяжку, опустив глаза долу.
— Что голову повесил? — обратился к нему со строгостью в голосе Извольский. — Говорил я тебе пьяным к голубям не соваться?
— Говорили, — пробурчал голубятник, не поднимая головы.
— Говорили! — передразнил слугу хозяин. — Берегись!.. Если это повторится, задам такую трепку, что предыдущая порка на конюшне покажется тебе забавой! Ибо в следующий раз псарь со своим витым ременным арапником возьмется за дело, а не конюх.
Насмотревшись на воронежских зоревых, чистых космачей, тульских чеграшей и старорусских кружастых, Извольский с Хитрово-Квашниным вернулись к парадному крыльцу. Анфия Филимоновна, Елена Пантелеевна, девушки и француз никуда с него не уходили.
— Ну, теперь-то твоя душенька покойна? — спросила Извольская, глядя с улыбкой на мужа.
— Показал все, что хотел, — довольным голосом произнес тот и посмотрел на иностранца. — Значит, мсье, дружить должны русские и французы?
— Да, да, я за дружьба, — уверил Извольского Деверье. — Война это не есть хорошо.
— То-то же. Не тревожьте нас, иначе опять получите по всей форме!.. Не оскудевает земля русская! Вот, хоть взять Евстигнея Харитоныча. Герой, кавалер! Да к тому же умеет забивать гвозди руками! Право, такая необычная способность!.. Как вспомню, так мурашки по телу!.. Не разучился, Евстигней Харитоныч?
— Как можно?
— Порфирий!.. Доску и большой гвоздь сюда, живо!
Старый камердинер с коротко подстриженными волосами и чисто выбритым лицом кивнул и скрылся в доме.
— Андрюшенька, ну к чему это? — Елена Пантелеевна с укоризной посмотрела на мужа. — Идите в дом, переодеваться пора.
— Минутку, моя дорогая…
— Будь покойна, сестра, — сказал Хитрово-Квашнин, вручив трость седовласому дворецкому Терентию. — Это не займет много времени.
Когда сухопарый камердинер принес требуемые предметы, отставной штабс-ротмистр взял гвоздь в левую руку, положил на его шляпку свернутый носовой платок и с пяти раз вогнал его правой ладонью в доску. Извольский передернул плечами и воскликнул:
— Ну, брат, у тебя не рука, а кувалда! Не поздоровится той шее, на которую она опустится в минуту гнева.
Елена Пантелеевна с улыбкой покачивала головой, дети ее от души смеялись, а дворовые Извольских, шушукаясь между собой, во все глаза таращились на барина, который только что голой рукой, как молотком, вбил порядочный гвоздь в достаточно толстую деревяшку. Щуплый француз также был под впечатлением.
— Мсье, североамериканские индейцы, которых я неплохо знаю, прозвали бы вас Железным Кулаком…