— А, по-моему, — нарушил ход его мыслей поручик, — убийца — Петин, этот чертов художник-самоучка.
— C чего ты это взял?
— Вечно концы с концами не сводит, а ожерелье, если его, положим, выгодно продать, принести может кучу денег… Точно, он. Видели его лицо, когда он зашел сюда со своим альбомом? Оно подозрительно побледнело. Да и рука подрагивала, когда рисовал… Петин убил, больше некому!
Хитрово-Квашнин, выслушав заседателя, оставил его утверждение без комментариев. Только многозначительно покачал головой. Выйдя из комнаты, он поинтересовался у Доможировой и Щегловой о любовницах Ларина и Яковлева. Те заявили, что вдовцы точно завели себе возлюбленных, но об их именах и фамилиях они ровным счетом ничего не знали.
Вернувшись в комнату, Хитрово-Квашнин снова развернул перед собой платок, осмотрел его и, переведя взгляд на Зацепина, сказал:
— Вот что, любезный Ардалион Гаврилыч, возьми дворецкого и проведи обыск во всех помещениях усадьбы. Проверь карманы и вещи подозреваемых. После этого отправляйся в Петродар. Загляни в лавку купца Терпугова, пусть постарается вспомнить всех покупательниц белых мужских батистовых платков. Возможно, среди них окажется и наша «А. М.». Заодно узнай в городе имена и фамилии любовниц Бершова, Ларина и Яковлева. А по возвращении принимайся за опрос дворянок и прислуги.
— Будет сделано!
Прежде чем отправиться по своим делам, оба подкрепились в столовой горячим чаем с крендельками и привезенным из Москвы шоколадом.
В просторном кабинете Извольского стояло несколько кресел, высокий шкап с книгами, обитый сафьяном диван, на котором спал хозяин, секретер, напольные часы и большой письменный стол. Стену над диваном покрывал большой бухарский ковер с развешанными на нем ружьями, кривыми кинжалами в ножнах, разнообразными пистолетами, шпагами, саблями, ягдташами и патронташами. Другую стену занимали старинные гравюры и портреты предков. Особенно хорош был изображенный в профиль секунд-майор Василий Андреевич Извольский, дед хозяина имения. Напудренные и взбитые надо лбом волосы волной падали ему на плечи. Нос с горбинкой, твердая линия рта и упрямый подбородок свидетельствовали о гордом и волевом характере дворянина елизаветинских времен.
На ломберном столике перед диваном в беспорядке теснились китайские болванчики, раковины, гипсовые слоники и фигурки экзотических птиц. Письменный стол был завален раскрытыми книгами, планами поместья, разными хозяйственными счетами и прочими бумагами. В центре теснилась куча всевозможных безделушек — от разнообразных чернильниц, песочниц для промокания чернил и гусиных перьев до мраморных пепельниц, табакерок, миниатюрных статуэток и зеркалец. Хитрово-Квашнин взял в руки несколько книг — одна носила название «Об изготовлении скороспелой фруктовой наливки», другая — «Двадцать способов приготовления плодово-ягодного вина», третья — «Домашний горячий шоколад». «Скажите, какой винодел и кулинар Андрей Василич! — подумалось ему. — А где же книги американского Вальтера Скотта?» Искомое обнаружилось на книжной полке в шкапу. Он взял ту книгу, на обложке которой было выведено красивым шрифтом на французском: «Последний из могикан, или повествование о 1757 годе». Сев в мягкое кресло у камина и раскурив трубку, он полистал томик, почитал отрывки, рассмотрел рисунки и решил, что в Америке объявился достойный сочинитель.