— Нынче это не редкость, — согласилась Анфия Филимоновна, покачивая головой. — В прежнее время того не было. Люди не вольничали, дело делали и страх имели. Помню, отец мой оставлял имение на управляющего без всякой боязни. Знал, приедет, все будет на месте, а то и с прибытком. Вот как!
— Верно, — поддержал мать Извольский. — Сегодня отовсюду слышишь: староста пройдоха, управляющий — вор, разбойник… Беда с ними! А в дальних владениях что творится? Приказчики каждый год планы повышения доходности поместий составляют, уверяют, что справятся, а приедешь к ним, конь не валялся!.. Ну, довольно об этом!.. Что ж, Евстигней Харитоныч, служил ты там, в Подмосковье, или занимался хозяйством?
Елена Пантелеевна повернулась к мужу и с удивлением воззрилась на него.
— Свет мой, забыл ты, что ли?.. Служил братец, в письмах писано.
— Ах, да, в заседателях.
Хитрово-Квашнин улыбнулся. Контузия отставного полковника нет-нет, да и сказывалась на его памяти.
— Нет, не в заседателях, Андрей Василич. Тамошнее дворянство дважды избирало меня на должность земского исправника. Опыт, если помнишь, у меня в этом деле имелся — до отъезда и здесь был капитаном-исправником.
— И как ты со своей ногой да все по этой хлопотной должности… Тебя, кажется, ранило под Малоярославцем?
— Под Вязьмой… А дело это у меня, сам знаешь, в крови. Покойный батюшка — царствие ему небесное! — еще при воеводах ловил воров да татей. Да и хромота небольшая, попривык уж, справляюсь.
— Ну, конечно, под Вязьмой. Там ты и заслужил свой орден… Многие русские офицеры проявили на поле доблесть и мужество. Всыпали тогда мы Бонапартишке! Ох, всыпали!.. Что, Анри, дали мы прикурить вашему Наполеону? — обратился Извольский к щуплому молодому человеку.
Тот сконфуженно опустил глаза, поправляя большие круглые очки в костяной оправе.
— Я за дружьба межьду француз и русский.
— Конечно, за дружбу!.. А если французики вновь сунутся к нам, то наши чудо-богатыри зададут им перца не хуже, чем в двенадцатом!.. Так, пока время позволяет, сходим-ка мы, Евстигней Харитоныч, на двор. Мне не терпится показать тебе конюшню и псарню.
— Что б недолго там, душа моя, — напомнила мужу Елена Пантелеевна. — Гости уж скоро пожалуют.
Извольский сначала показал гостю оранжерею, находившуюся справа от господского дома, среди яблонь и вишен густого сада. В продолговатом деревянном здании росли померанцевые, персиковые и лимонные деревья, выращивались груши-бергамоты, абрикосы, ананасы, сливы, черешни. Один из уголков украшали карликовые пальмы, рододендроны, орхидеи. Пахло влажной землей и цветочным нектаром.