— А сколько за душу дают … — начал Семён Иванович и чуть не ляпнул: «…молока?»
— Сколько хотите, столько и дадут, — убедительно произнёс юноша. Семён Иванович задумался. «Эх, сейчас бы выпить для просветления мозгов!» — только размечтался он, как юноша с улыбкой произнёс: — Да не вопрос!
Он вытащил из внутреннего кармана запотевшую бутылку «Парламента», словно у него за пазухой находился холодильник. Откуда-то появился гранёный стакан, и юноша широким жестом налил его по ободок. Семён Иванович с неистовой жаждой уставился на стакан и потянулся к нему всем телом. Прямо у него перед носом мелькнула чья-то рука с рыжими волосами, и вожделенный стакан перевернулся в чужой рот.
— Не зевай! — назидательно сказал молодой человек и пригрозил рыжему верзиле: — Брэм Стокер, водка не ирландский whiskey, на второй раз you pay[42].
Одной рукой юноша двинул к Семёну Ивановичу пергамент, а второй подал обыкновенную графеновую ручку. Пронзительно глядя в глаза Семёна Ивановича, молодой человек спросил, словно приказал: — Подписываем?!
— А, давай! — махнул рукой Семён Иванович и черкнул ручкой по пергаменту. Юноша протянул ему бутылку и Семён Иванович, прямо с горла опустошил её. Холодная водка тёплой волной поползла вниз, а юноша вытащил следующую бутылку и протянул её Семёну Ивановичу.
— Не будь жадиной, налей! — попросил его длинный малый, протягивая пустой стакан.
— Погодь! — весомо сказал Семён Иванович и нацедил в свой стакан, выпил и только потом плеснул в стакан длинному. Откинувшись на пыльное кресло, Семён Иванович с улыбкой спросил: — А говорят, что подписывать нужно кровью?
— Зачем же, — с улыбкой возразил юноша, — мы же не варвары. Достаточно того, что на пергаменте вы оставили следы своей ДНК.
— Наука! — поддакнул Семён Иванович, наливая себе в стакан порцию водки и считая, что жизнь удалась.
В зал вошла бледная дама, которая, ни к кому не обращаясь, промолвила: — Он до сих пор сердится.
— Пусть сердится, — произнёс Семён Иванович и махнул рукой: — Эй, как тебя там…наливай.
— Руслан, — сообщил юноша и вытащил из внутреннего кармана ещё одну бутылку «Парламента».
— Солнышко ты наше, — проблеял Семён Иванович, но юноша остановил его: — Без фамильярности.
Семён Иванович налил даме, которая молча выпила. Она так и осталась стоять у холодного камина, опираясь на колени мраморного кудрявого младенца, который, вероятнее всего, изображая амура. Семён Иванович ещё подлил даме, возгораясь к ней сексуальным интересом. Халтурщик амур не попал в её сердце, так как пить то она пила, а оставалась к Семёну Ивановичу равнодушной, как мраморная статуя.