Оля стащила со лба фонарик и уперла луч в скорлупу. Поначалу он отразился и рассеялся, высветив лишь крупные поры, но вдруг внутри что-то вспыхнуло и, откликнувшись фонарю, запульсировало нечто живое, настойчивое, нетерпеливое. Маленькое тело, собранное еще в зародышевую поджатую позу, пыталось распрямиться. Толчки скорлупы под ладонями у Оли то замирали, то переходили от мелкой частой дрожи к довольно сильным единичным ударам.
Потом что-то слабо тюкнуло Олю в центр ладони, и она увидела узкую, едва различимую трещину, пробежавшую по скорлупе. Держа в руках яйцо и не думая о том, что жить ей осталось немного, Оля сидела и смотрела.
Тянулись минуты. Воздуха в крови у Оли оставалось все меньше. Она ощущала головокружение, мысли путались. Страх точно мокрая бумага пытался вспыхнуть, но лишь чадил. Единственным окошком в мир, единственной смутной надеждой была эта прорывающаяся из скорлупы жизнь. Может, ей как-то удастся примкнуть к этой жизни? Слиться с ней? Спастись?
Реальность Оля воспринимала уже настолько смутно, что ничуть не удивилась, когда к ее лицу и одежде прикоснулась чья-то рука. Отдернулась на миг, потом вернулась и деловито ощупала ее лицо и плечи, прикидывая, с чем имеет дело. Видимо, Оля была слишком велика, чтобы ее вытащить, и руке это не понравилось, поскольку она недовольно шевельнула пальцами.
Рука, насколько было видно при свете фонарика, существовала лишь до локтя, а дальше уходила в пустоту – но все же это была абсолютно реальная и живая женская рука, даже с кольцом на пальце. И этот палец с кольцом не то погрозил Оле, не то качнулся в пространстве, что-то ей сообщая.
Скользнув ниже, рука ощупала скорлупу яйца. Оля неотрывно смотрела на руку. Ей хотелось с дикой силой вцепиться в запястье и, не отпуская его, заорать прямо в воду: «Заберите меня! Мне страшно! Заберите!» Однако она этого не сделала, только кусала губы.
Взяв у Оли яйцо и балансируя им на ладони, рука с усилием потянула его в пустоту. Оля не мешала. Напротив, помогала проталкивать яйцо, видя, что оно так велико, что руке невозможно удерживать его пальцами.
«Пусть хоть оно живет! Пусть хоть кто-то живет!» – подумала она и, испытав горькое удовлетворение, закрыла глаза.
* * *
Гай метался по берегу. Делал десяток шагов, останавливался, словно наткнувшись на невидимые прутья клетки, и бросался обратно. Сопровождавшие его арбалетчики точно так же, как и он, переходили с шага на бег.
Долбушин, стоявший с Лианой у самой воды, внезапно заметил, что к ним с обеспокоенным лицом спешит начальник водолазов.