Пушкин – Тайная любовь (Сидорова) - страница 164
Бакунинские «черные, проницательные глаза» в романе достались «женщине лет 35, прекрасной собою, одетой по последней парижской моде» – супруге царя Петра царице Екатерине. А бакунинские юность, умение одеваться«богато, но со вкусом» и тайное до поры до времени для Пушкина ее чувство к лейб-гвардейскому офицеру Владимиру Волкову – боярышне Наталье Ржевской. Намек на реальный прообраз выросшего в доме Ржевских «сироты, стрелецкого сына» Валериана – жениха Бакуниной Владимира Волкова – звание «проклятого волчонка», которым наделяет своего былого воспитанника отец Натальи, Гаврила Афанасьевич, ввиду неожиданно открывшейся ему любви к этому молодому военному его засватанной теперь самим царем для своего арапа Ибрагима дочери.
О том, что во время написания романа у Пушкина на уме был герой первой бакунинской любовной «авантюры» Владимир Волков, свидетельствует его рисунок у начала третьей главы, в которой царь Петр отправляется к Ржевским сватать Наталью. Как уже приходилось нам видеть, изображенные один над другим профили всегда указывают на то, что верхний – просто мысль, переживание, воспоминание нижнего. А нижний здесь в своей явно преувеличенной негритянской безобразности, как записано в спрятанных в его линиях буквах, – «чортъ арабскiй». То есть сам Пушкин, прозванный острословом князем Петром Вяземским во времена пребывания Александра Сергеевича в бессарабской ссылке наподобие – бесом арабским. Бессарабская ссылка Пушкина – это 1821–1822 годы, когда роман Екатерины Бакуниной с Владимиром Волковым был еще на подъеме.
Хозяин красивого молодого профиля в голове черта-Пушкина, как записано на рисунке в линиях верхнего изображения, – «Владимiръ Волковъ». Мысль об этом своем благообразного вида сопернике приводит Пушкина, имеющего большое «предубеждение» на счет собственной внешности, в полное уныние. Он разделяет мироощущение своего героя Ибрагима: «Обыкновенно смотрели на молодого негра как на чудо, окружали его, осыпали приветствиями и вопросами, и это любопытство, хотя и прикрытое видом благосклонности, оскорбляло его самолюбие…. Он чувствовал, что он для них род какого-то редкого зверя, творенья особенного, чужого, случайно перенесенного в мир, не имеющий с ним ничего общего. Он даже завидовал людям, никем не замеченным, и почитал их ничтожество благополучием». (VIII, 4–5)
ПД 836, л. 22
Возможно, еще в деревенской ссылке посещали Пушкина горькие догадки на счет оставленной им в столице возлюбленной Бакуниной. И он страдал наподобие своего романного арапа: