Тот стой один перед грозою,
Не призывай к себе жены.
В одну телегу впрячь неможно
Коня и трепетную лань.
Забылся я неосторожно:
Теперь плачу безумства дань…
Все, что цены себе не знает,
Все, все, чем жизнь мила бывает,
Бедняжка принесла мне в дар,
Мне, старцу мрачному, – и что же?
Какой готовлю ей удар!.. (V, 42–43)
На листе 12 во все том же Втором Альбоме ПД 838 в черновиках «Полтавы» при стихах, начинающихся строкой «Была та смутная пора…» есть и рисованный остроносый полулысый (не потому ли в пиктограммах – лисий?) профиль коварного князя Уманского с маленьким страдающим профилем преданной им Бакуниной за его спиной (в его прошлом).
В мелких штриховках на лице князя пришифрован рассказ о том, как он бросил Екатерину, которая после свой попытки суицида выздоравливает теперь «…въ ПрямухинѢ у ея дяди». Присутствует на этом листе еще один актуальный профиль – упоминаемая Марией-Бакуниной в поэмном ее безумии «волчья голова», которую она сама еще ранее сорвала с плеч другого своего негодного жениха – изгнанного ею из своего сердца изменника Владимира Волкова.
Профили эти возникли здесь по привязке ко времени – «смутной поре», 1825–1826 годам, когда «Россия молодая» после дворянского восстания 14 декабря 1825 года начинала «мужать с гением Петра» – восстанавливаться под властью нового царя Николая I, которого ему в угоду приближенные любили, как уже отмечалось, сравнивать с его предком-реформатором.
Третьего своего связанного с Бакуниной лебедя Пушкин описывает восторженными словами в своей «Сказке о царе Салтане». Облик Царевны Лебеди наш столь блестяще начинающий сказочник не мудрствуя лукаво списал прямо с героини своей недавней поэмы «Полтава» Марии Кочубей. Вспомним:
И то сказать: в Полтаве нет
Красавицы, Марии равной.
Она свежа, как вешний цвет,
Взлелеянный в тени дубравной.
Как тополь киевских высот,
Она стройна. Ее движенья
То лебедя пустынных вод
Напоминают плавный ход,
То лани быстрые стремленья.
Как пена, грудь ее бела.
Вокруг высокого чела,
Как тучи, локоны чернеют.
Звездой блестят ее глаза;
Ее уста, как роза, рдеют.
Но не единая краса
(Мгновенный цвет!) молвою шумной
В младой Марии почтена:
Везде прославилась она
Девицей скромной и разумной. (V, 19–20)
О героине сказки Лебеди говорится практически то же самое, хоть и в присущем этому эпическому жанру более обобщенном виде:
За морем царевна есть,
Что не можно глаз отвесть;
Днем свет божий затмевает,
Ночью землю освещает,
Месяц под косой блестит,
А во лбу звезда горит.
А сама-то величава,
Выплывает, будто пава;
А как речь-то говорит,
Словно реченька журчит. (III, 525)