Взбешенный генерал Керн поспешил увезти свою непутевую женушку от греха подальше. В нижней части ствола дерева записано: «15 онъ увезъ ея», а в левой сухой ветке – «Наутро мужъ увезъ Анну в Ригу». Вскоре в знак памяти тригорского романтического свидания Анна прислала Пушкину из Риги сочинения романтика Байрона, о которых тот мечтал. А он ответил ей благодарным письмом и отправкой денег за эту дорогостоящую покупку. На этом их даже и эпистолярное общение обрывается. Лишь в письме к обучающемуся в Дерпте и переписывающемуся с Анной ее брату Алексею Вульфу от 7 мая 1826 года Пушкин по ходу жизни интересуется: «Что делает вавилонская блудница Анна Петровна?» (XIII, 275) Похоже, что об Анне так выражается он как бы не от себя лично. Просто повторяет вошедшие, видимо, в семье Вульфов в поговорку красноречивые «тропы» Прасковьи Александровны в адрес кузины Алексея Анны Керн с той самой прошлогодней октябрьской именинной «разборки» в Тригорском.
Стоит обратить внимание на то, что правая ветка керновского дерева Пушкиным «посвящена» самой Прасковье Александровне Осиповой-Вульф. Линии этой ветки и листвы на ней обычным стилем нашего, по дневниковому выражению Алексея Вульфа, «цинического волокиты» от его имени констатируют: «Я у…ъ Прасковью Осипову-Вульфъ въ ея домѢ». Так что в скандале на собственных именинах хозяйкой Тригорского руководило не только благородное возмущение компрометирующим семью с девушками на выданье поведением распутной племянницы и нахального соседа, но и простая женская ревность к молодой и красивой сопернице.
Впрочем, после отъезда супругов Керн Осипова с Пушкиным быстро помирились. Без него в Тригорском сразу стало пусто и скучно. Загрустили девушки-дочери Прасковьи Александровны. Гуляя в одиночестве по осеннему саду, та досадовала на саму себя: зачем не сдержалась – обратила внимание зятя на поведение с Пушкиным его жены вместо того, чтобы отвлечь его, а заодно и своих девчонок от этой молодой и ветреной «сладкой парочки»? Ну, погостила б Анна и уехала бы вместе с довольным своей миротворческой миссией мужем. А она – давай возмущаться: так вот, мол, для чего на самом деле разлюбезная родственница в Тригорском снова объявилась! И какой бардак в ее благородном доме устроила!.. На ее собственных именинах!.. На глазах у ее собственных дочерей!..
А что в результате? Все равно все разъехались. Не с кем теперь и словом перемолвиться. Постоянно живя в деревне, рассуждала про себя Прасковья Александровна, соседи вынуждены бывать друг к другу особенно снисходительными. Во всяком случае, для них гораздо благоразумнее игнорировать такие мелочи, как любовные интрижки близких. Выкажешь характер – потеряешь гораздо больше: дружбу, душевный комфорт, роскошь интеллектуального общения с людьми своего уровня. А что до Пушкина, то его вообще не заменишь никем.