Белизна и пышность наряда Екатерины призваны убеждать в том, что наша девушка уже вполне оправилась от своей беды. Перенесенные страдания в ее облике на фоне густо нарумяненного лица выдают одни кажущиеся просто огромными «выцветшие» впалые глаза. Взгляд их грустен, холодноват и недоверчив, губы растягиваются в едва намечающуюся улыбку с заметным усилием. Лихо торчащий в прическе безоблачно-голубой бант и весь преувеличенно бодрый облик Екатерины призваны свидетельствовать о том, что она вполне научена собственным горьким опытом – уважает себя за то, что смогла выжить в экстремальной ситуации и впредь ни на какие мужские «удочки» ни за что не попадется. Это своеобразная ирония по отношению к Екатерине самого такого же, как все прочие мужчины, «рыболова» – имевшего с нею близкие отношения художника Александра Брюллова.
Е.П. Бакунина, художник А.П. Брюллов, 1830—18321
Это были последние столичные выполненные рукой мастера и симпатизирующего своей натуре человека портреты красавицы и светской щеголихи Екатерины Павловны Бакуниной. Словно ее прощание со своей амбициозной молодостью на грани перехода к новому – тихому, провинциальному – этапу ее жизни.[169]
Современники вспоминают, что супруг Екатерины, «маленький, худенький, очень живой человечек, с умным лицом и насмешливой улыбкой», любил и ревновал свою вторую жену. И, вероятно, не в последнюю очередь – к ее прошлому, из которого ему явно было кое-что известно.[170] Не мог он, конечно же, не знать о проходившем едва ли не на его глазах романе Екатерины с художником Брюлловым. Наверное, в большей мере именно по этой причине свой портрет 1835 года заказал не старому приятелю своей жены Александру, а его родному брату Карлу Павловичу Брюллову.
Не могла остаться необъясненной мужу самой Екатериной и причина появления травматической полоски у нее на видном месте – у подбородка. И лишь то, что было с нашей девушкой в ее далекой молодости, имело шанс остаться только их с Пушкиным тайной:
ХХХIII
Вперил Онегин зоркий взгляд:
Где, где смятенье, состраданье?
Где пятна слез?.. Их нет, их нет!
На сем лице лишь гнева след…
ХХХIV
Да, может быть, боязни тайной,
Чтоб муж иль свет не угадал
Проказы, слабости случайной…
Всего, что мой Онегин знал… (У1, 182)
Хранить свои тайны Екатерина, похоже, умела. К Пушкину же у Полторацкого не должно было быть претензий хотя бы потому что, еще не предвидя его появления в личной жизни Екатерины, тот создал для нее и себя как бы алиби. В ситуации Татьяны и Онегина, когда его герой своей «привычке милой не дал ходу», а вместо нее весьма благородно сделал молодой неопытной девушке строгое наставление. Полторацкому ведь явно невдомек, что эпизод этот имел отношение в большей мере к первой половинке образа Татьяны – Жозефине Вельо. Ну да, как говорится, и слава Богу…