Пушкин – Тайная любовь (Сидорова) - страница 223

Портрет Е.П. Бакуниной, художник А.П. Брюллов, 1834[167]

Пушкин на эту свадьбу ни хорошо знакомым ему по довольно пикантным обстоятельствам женихом, ни, пожалуй, слишком близко знакомой ему невестой быть приглашенным не мог. К чему обоим, начинающим новую жизнь, – давние неприятные воспоминания? Одному – о своей по молодости неосмотрительной связи с масонским орденом, которую до конца жизни теперь прервать и при всем желании невозможно. Другой – об искривившем ее женскую судьбу неудачном первом интимном опыте.

Не бывая в доме молодоженов Полторацких и после, Пушкин не видел, понятно, Екатерину в свадебном платье и на портрете, который написал все тот же давний ее наставник в рисовании акварелью Александр Павлович Брюллов.

Сильно нарумяненная и закутанная в белоснежные атлас и кружева, она здесь выглядит вполне защищенной, умиротворенной и довольной жизнью. Несмотря даже на то, что знает, что проходить она будет до конца ее дней в принадлежащей мужу глухой деревне Рассказово Тамбовской губернии. Кажется, ей ли, 17 лет проведшей в высшем свете, при царском дворе, радоваться такой перемене образа существования? Но она в реальности – как будто признающаяся в своих истинных чувствах и желаниях пушкинская Татьяна восьмой главы:

ХLVI

Напомню, кстати, что место, где Бакунина впервые увиделась с Пушкиным, великосветская деревня Царское Село. Время действия – невозвратная для них обоих первая молодость с его тогдашним идеалом безмерно уважающей своего мужа жены Екатериной Андреевной Карамзиной, в точном соответствии с характером которой сейчас поступает его Татьяна с влюбленным в нее Онегиным:

Выходя замуж, Екатерина как будто свободно вздохнула после многих лет тяжелого труда. Фрейлина Александры Федоровны Анна Шереметева, благословлявшая по поручению императрицы Екатерину на брак с Полторацким по обычаю иконой, после выхода Бакуниной замуж писала: «Она так счастлива, что плачет от радости»[168]. Хорошо видно, что нервишки у нашей героини давненько уже серьезно пошаливают…

Какой-то нереально жизнерадостной, болезненно восторженной выглядела Екатерина и на предыдущем портрете кисти все того же Александра Брюллова в период их примерно двухлетнего романа. Александр Павлович за долгие годы близкого знакомства со своей ученицей хорошо знал ее жизнь, понимал ее душу. Свободно растянутый рукой узел зацепленного за шею шелкового кроваво-красного шнурка на его портрете Екатерины – корректный намек на пережитую ею ужасную шнурочную петлю. Поддерживаемый этим шнурком белоснежный, как стерильная медицинская вата, меховой воротник такой же кроваво-красной «дедморозовской» шубейки – уточнение того, что несчастье с Екатериной, оставившее теперь уже подзажившую, побледневшую тонкую странгуляционную бороздку на шее под ее подбородком, имело место несколько лет назад зимой, в рождественские фрейлинские каникулы.