Пушкин – Тайная любовь (Сидорова) - страница 225

На первую страницу

Наталья Гончарова не сумела, как все знают, заменить Пушкину его первую «правильную» любовь Екатерину Бакунину. И будучи уже семейным, он продолжает следить за судьбой Екатерины, потому что, как показывают его стихи, и осенью 1835 года не теряет надежды продолжить своего «Евгения Онегина»:

В мои осенние досуги,
В те дни, как любо мне писать,
Вы мне советуете, други,
Рассказ забытый продолжать.
Вы говорите справедливо,
Что странно, даже неучтиво
Роман не конча перервать,
Отдав уже его в печать,
Что должно своего героя
Как бы то ни было женить,
По крайней мере уморить,
И лица прочие пристроя,
Отдав им дружеский поклон,
Из лабиринта вывесть вон.
Вы говорите: «Слава богу,
Покамест твой Онегин жив,
Роман не кончен – понемногу
Иди вперед; не будь ленив.
Со славы, вняв ее призванью,
Сбирай оброк хвалой и бранью —
Рисуй и франтов городских
И милых барышень своих,
Войну и бал, дворец и хату,
И келью. . и харем
И с нашей публики меж тем
Бери умеренную плату,
За книжку по пяти рублей —
Налог не тягостный, ей-ей». (III, 397)

Однако ничего из этого намерения у него не выходит. В отсутствие сверхидеи – личного стимула – не способны придать сюжету динамики ни путешествие Онегина, ни «декабристская» десятая глава. И поэт убеждается в правильности своего прежнего решения поставить, наконец, жирную точку как в романе, так и в отношениях с Бакуниной. Что он и сделал было в восьмой главе:


XLIX

Кто б ни был ты, о мой читатель,
Друг, недруг, я хочу с тобой
Расстаться нынче как приятель.
Прости. Чего бы ты за мной
Здесь ни искал в строфах небрежных,
Воспоминаний ли мятежных,
Отдохновенья от трудов,
Живых картин, иль острых слов,
Иль грамматических ошибок,
Дай бог, чтоб в этой книжке ты
Для развлеченья, для мечты,
Для сердца, для журнальных сшибок
Хотя крупицу смог найти.
За сим расстанемся, прости!

L

Прости ж и ты, мой спутник странный,
И ты, мой верный Идеал,
И ты, живой и постоянный,
Хоть малый труд. Я с вами знал
Все, что завидно для поэта:
Забвенье жизни в бурях света,
Беседу сладкую друзей… (VI, 189)

Точку-то поставил, а сердце – не на месте. Только с освященным собственными мечтами о Бакуниной «Евгением Онегиным» мог Пушкин так трудно, с глубокими психологическими «раскопками» в собственной душе расставаться:

Миг вожделенный настал: окончен мой труд многолетний.
Что ж непонятная грусть тайно тревожит меня?
Или, свой подвиг свершив, я стою, как поденщик ненужный,
Плату приявший свою, чуждый работе другой?
Или жаль мне труда, молчаливого спутника ночи,
Друга Авроры златой, друга пенатов святых? (III, 230)

В своем выбранном еще в первой юности

Следующая страница