После телепрограммы «Ваш аквариум» Гордон решил записать видеокассету с признанием – рассказать о своем участии и роли других в подготовке гибели «боинга» у берегов Ирландии. Он переоделся в свежую рубаху, повязал неброский галстук и, к собственному удивлению, не волнуясь, выложил и записал все, что хотел.
Мэрион позвонила сама, и он расценил это как добрый знак. Он попросил о небольшом одолжении. О чем именно? Пустяк! Заедет – узнает. Мэрион жила с родителями, и Гордон не настаивал, чтобы она переехала к нему, цепляясь за образ приличной девушки, которой небезразлично, что о ней скажут и подумают отец и мать.
Мэрион приехала быстро – в субботу она принадлежала себе, Гордон встретил ее внизу и передал видеокассету. Он надеялся, что в лицо девушку никто не знает: мало ли кто выходит из подъезда многоквартирного дома? Кэлвин испытывал угрызения совести, думая, что подвергает Мэрион опасности, но сам успокаивал себя, что ей ничто не грозит; он полагал, что его личная жизнь никого не интересует, а его обычная осторожность в контактах гарантирует скрытность его интимного бытия. Мэрион сунула кассету в сумку, привстала на цыпочки и поцеловала Кэлвина: она преисполнилась важности выполняемого поручения, обычная дурашливость уступила место подтянутости.
Обычно Гордон не провожал Мэрион дальше дверей подъезда, где она бросала «миникупер»: сегодня девушка сказала, что припарковала машину на площадке у отеля. Мэрион шла не спеша, и Кэлвин любовался ее фигуркой, он даже приоткрыл дверь и невольно сделал несколько шагов вслед, его обдало горячей волной обожания и страха: что же он наделал? Вдруг с ней что-нибудь случится? Кэлвин, не понимая, что с ним происходит, бросился вслед, замер и… нет! Невозможно! Это видит не он! И впереди не Мэрион!
В конце квартала пласталась машина – не ее «миникупер», а другая, и Мэрион юркнула в нее. Гордон видел, как Мэрион скрылась в машине, которая принадлежала одному из людей человека, которого всегда боялся Кэлвин. Значит, она и приехала на этой машине, они знали ее, а она знала их и давно?
Кэлвин вернулся домой и на полную мощность запустил концерт Баха. Лавина звуков придавила; он молил Бога, чтобы сойти с ума, утратить возможность отличать следствия от причин, не понимать мотивов чужого поведения, не понимать вообще ничего, погрузиться в вязкое бессознательное марево, в котором всю жизнь плавают сумасшедшие.
Днем позвонил скрипучий голос, осведомился, как дела, и высказал предположение, что вчерашний разговор прошел не без пользы. В конце Гордону сказали: «Все глупости, которые вы могли сделать, вы сделали».