«Мер-зав-ка!» – игриво прошлась по ней взглядом Грей и вдруг, без стыда и совести, позавидовала… Но не мужьям-любовникам, а удивительной отчаянности и беспечности этой африканской львицы.
– Все-все, я ухожу, – кивнула Грей в сторону двери, которая вновь содрогалась под ударами нетерпеливых мужчин. – Ты тут с ними не очень любезничай, – попросила она Нгант, не сумев подавить в себе ревности.
– Ты была моей «женщиной для молитв». Нгант станет их «мужчиной для молитв», – по-заговорщицки понизив голос, пообещала африканка.
– Как это?
– Мужчины глупые. Они будут брать Нгант так, как обычно мужчина берет мужчину, и думать о том, какая прекрасная женщина им досталась. Они будут «умирать» на мне, как я захочу.
– Мне придется многому поучиться у тебя, Нгант.
– Ты была для меня «женщиной для молитв». Они – мужчинами для… – нервно пошевелила африканка пальчиками, подбирая нужное слово.
– Для работы? – улыбнулась Грей.
– Эйля, для работы! – звонко рассмеялась африканка. – Это, конечно, неверно, – заливалась она обворожительно-бархатным смехом. – Нгант хотела сказать не так. Но… «мужчина для работы». Здесь не плантация, и все же очень верно: «мужчина для работы»! Хотя Нгант хотела сказать, что мужчина, как в Библии. Каяться.
«Ты была для нее “женщиной для молитв”, они же будут для нее “мужчинами для покаяния”», – догадалась Констанция, поспешно облачаясь в мужское одеяние.
23
«Черный принц» появился из-за мыса столь стремительно, словно преследовал уходящий от него фрегат[19]. Лишь заметив его нос, «нормандцы» поняли, как непростительно затягивали они отход плота и как убийственно рисковали при этом.
– Посмотрите, у него четыре мачты! – воскликнула Анна Норвуд, указывая рукой в сторону гористого мыса, из-за которого к тому мгновению появилось только три. – Он огромен!
– Линейный корабль. Самое крупное боевое судно, – сплюнул за борт Гунн-Истребитель, высказывая тем самым презрение не столько к судну, сколько к испанцам. – Они привыкли возводить по три палубы, а надстройки у них, как голубятни. Не военный корабль, а плавучий замок с гаремом.
Теперь, зная, как Гунн относится к испанцам и всему испанскому, Анна не удивилась бы, даже если бы боцман раскритиковал идеальнейшее из созданных ими судов.
– Все же мне хотелось бы оказаться на таком корабле. Наверное, на нем чувствуешь себя уютно, а главное, защищенно.
– Да уж, уютно. Особенно на рее, – еще презрительнее сплюнул боцман и, поднявшись на переход между кормовыми надстройками, внимательно всмотрелся в пространство у мыса Крушений.
К его величайшей радости, плот уже скрылся за южной оконечностью, и можно было надеяться, что Рольф и Грей окажутся достаточно проворными, чтобы войти в бухту раньше, нежели «испанец» поравняется с «Нормандцем».