— Убирайтесь вон!
— Подумай. Не горячись, — снизил он тон. — Может, председатель губсуда тебя устроит? Слышала, наверное, про право первой ночи? Начни с меня!
Он раскинул руки, ощерился и, загоняя её в угол, начал приближаться.
— Я крик подыму!
— Ори! Только мы одни здесь. Компания вся по грибы отправилась. Твой покровитель, Гришка Задов, двери сторожит.
Она схватилась за табуретку, но он легко выбил её:
— Не дичись! Ты же опытная баба, не девка двенадцатилетняя, знаешь, как всё делается…
Но не успел договорить — с треском распахнулась за его спиной дверь и на пороге выросла фигура Егора Ковригина:
— Это кто же здесь балует? Кто шумит?
— Ты, Егор! — опешил на секунду Глазкин.
— Вот, проходил мимо…
— Ну и иди. У нас свои дела с этой дамочкой.
— Какие свои? Кричит женщина?..
— Пошёл вон! — выхватив наган, Глазкин упёр его в грудь Ковригину. — Сопротивление председателю суда знаешь, чем грозит?
— Знаю, как не знать, — смирился тот и голову с улыбочкой опустил, но взмахнул ногой, и полетел наган на пол, секунды хватило, чтобы оказалось оружие у него в руке. — Опять лишка хватил, товарищ председатель суда… Прошлый раз из-за женского пола райкомвода нашего собирались на тот свет отправить, теперь вот дамочке грозитесь…
— Заткнись!
— И разговорчики ведёте нехорошие… Грязные, прямо скажу, разговорчики ваши, — выдержанно себя вёл Ковригин, ласково. — Грозитесь мне смертоубийством. А я ведь приставлен охранять жизнь ответственного секретаря губкома и порядок вокруг него блюсти. Простил я вас прошлый раз, ан не пошло на пользу. Придётся теперь доставить вас к Василию Петровичу для объяснений. Как раз он объявился на бережку. Ну-ка, следуйте со мной!
— Верни наган, болван! — рявкнул Глазкин. — Ответишь за самоуправство!
Он рванулся было к Ковригину, но тот отодвинулся в сторону и выстрелил в пол:
— Стой как стоишь! Я при исполнении обязанностей! — прикрикнул грознее и строже, подняв наган к самому носу Глазкина.
— Ты что, сволочь? — упали у того руки, побледнела физиономия. — Думаешь, чем грозишь?
— Выходите на палубу, Павел Тимофеевич, — посуровел Ковригин. — Не хотел я шуму, но, видать, не обойтись. Ветерком вас обдует, полегчает. Заодно и народ соберётся, посмотрит на вас.
— Позорить меня вздумал?! — зарычал в бессильной ярости тот.
— Идите, идите, — повёл наганом вперед Ковригин. — Не дёргайтесь. Без баловства, очень вас прошу.
Опустив голову, вывалился Глазкин из каюты на палубу. Спрятав оружие, Ковригин подтолкнул его к корме:
— А теперь скидайте портки и сигайте в речку. Охолоните пыл.