— Пашка! Лезь, не глотай сопли!
— Генка! Гни ему спину! Со спины удобней!
— Задницы отобьёте, жеребцы!
— Задницы-то ладно! Они у них железные! А вот что поважней всмятку треснет, это да!
— А что важней?
— А то и важней! Его и лишатся! Тогда уж точно от баб на забор придётся лезть!
И общий хохот красил щёки молодцам.
От нежданных минут отдыха люди, трудившиеся весь день на укреплении береговых сооружений завода, теперь потешились без злости, разглядывая понаехавшее начальство, сплетничали, перемывая гостям косточки, не зная, чем заняться. Нелепую заминку и дружное веселье вызвал споткнувшийся ненароком и кувыркнувшийся в пыли кругленький от заметного живота толстячок, инженер Херувимчик. Маленький, аккуратненький, в тёмной тройке и при галстуке, он суетился перед огромной трибуной, сколоченной наспех и теперь устанавливаемой под его командой на дощатом настиле посреди двора двумя здоровяками рабочими. Забегая то с одной, то с другой стороны, толстячок рукой крутил в воздухе виражи и тонким, визгливым голоском понукал затурканных им бедняг, которым к тому же мешала девица в синем платке и с красным покрывалом, мельтеша у них перед глазами и пытаясь набросить покрывало на трибуну, до которой с трудом сама дотягивалась. Снизу её всё время окликали, тянули графин с водой и стаканами еще помощницы.
Кончилось плачевно, Херувимчик оступился, завертелся на земле, вырвал ветер из его беспомощных рук листки бумаги и, разметав, совсем издеваясь, забросил вверх, аж к тем, которые пытались словить их на валу, да не тут-то было. И погнал их расхулиганившийся буян в волны речки, настойчиво и коварно подбирающейся к заводу. А с вала беззаботно неслось:
— Улетел твой доклад, Василий Карпыч!
— Как критиковать нас будешь?
— Крыть-то нечем!
— Матом, матом их крой! Чтоб до кишок пробирало!
— Карпыч-то? Он и слов таких не знает!
— Учиться у народа надо!
И хохотали снова передние ряды, а с ними и все, кто бездельничал.
Привыкший ко всякому от этого весёлого народа, Херувимчик, нисколько не конфузясь, посидел в пыли, огорчённый, с одним оставшимся листком, сплюнул с досады, выбросил и его, ругнулся без злости, будто клятву давал:
— Я вот выдам некоторым! Поржёте у меня… Без мата достану до нутра!
— Так их, Карпыч! Крой! — гоготали в ответ.
— Здоровая обстановка у тебя в коллективе, — нагнулся Странников к директору.
Тот, тоже низковатого роста, встал на цыпочки, пытаясь достать до плеча ответственного секретаря:
— Что?
— Боевая атмосфера, говорю! — крикнул Странников и махнул рукой членам чрезвычайной комиссии, державшимся несколько поодаль. — Иван Григорьевич! Ты — власть, тебе открывать.