И смело глянул в глаза атаману.
— Нет на свете того, чтобы меня напугать, — не отвёл глаз атаман. — Жалеть буду по косточкам твоим, понравился ты мне, парень…
А чуть свет заявился Снежин в палаты, стал перед атамановой невольницей.
— Стеречь велено да угождать, — поклонился в ноги.
— Верховой езде обучен? — бросила она ему через плечо, не оборачиваясь от зеркального столика, где прислуга наводила ей красу.
— Седло знаю, — залюбовался он ею.
— Глаза-то не пяль. Запрягай да выводи, любезный, — погнала она его и улыбнулась краешками губ.
Не слезая с коней, носились в тот день они по холмам до той поры, пока солнце невтерпёж припекать стало. Пашка забеспокоился за лошадей, не спалить бы, но Серафима, всё время мчавшаяся впереди и хорошо знавшая тропинки, глазу не видимые, завернула в лесок под горку да спустилась в лощину, и оказались они перед избушкой укромной. Вышел навстречу дед, с поклоном подал два ковша — с водой и молоком, на выбор. С любопытством и грустью глянул на Пашку:
— Из новеньких, молодец?
Пашка с коня соскочил, принял наездницу на руки, задержал в руках, та нетерпения не проявила. Спросил, в глаза заглядывая:
— Не устала?
— Хорошо в седле держишься. Как звать? — вместо ответа спросила она.
— Снежин Павел, — принял он для неё от деда молоко, но отвернулась она, попросила колодезной воды.
И опять пустились они вскачь по холмам, но теперь уже медленнее; выискивала укромные местечки от чужих глаз хозяйка, тянуло её в рощицы кленовые, в тень. На одной из полян остановились, слёг Пашка в траву, не в силах на ногах стоять. Как ни бодрился, а с непривычки замучился, ныло всё тело ещё и от вчерашней пьянки, но когда опустилась рядом она, ударил ему в голову её запах, закружило шальную его голову, обнял её или сама вцепилась в его губы, зацеловались они надолго, не в силах оторваться, словно пили и не могли насытиться чудесным напитком любви.
А когда очнулись и отдышались в прохладной траве, она зашептала:
— Только тебя и дожидалась, любимый мой… Бежим из этого логова, если любишь.
Бежать? Куда? За спиной погибель верная! Всем этим только и пугал его атаман, не забыл ничего Пашка, а в ответ, не думая, шепнул:
— Бежим. С тобой хоть на край света.
— Не считай за сумасшедшую, — горячи были её губы у самого его лица, — всё у меня продумано, всё прописано, свои люди верные везде расставлены, ждут лишь сигнала моего…
А он и не слушал, целовал и целовал нежные губы, остановиться не мог.
Во вторую верховую прогулку бежали они. Весь световой день провели в сёдлах, обессилев, сползли наземь лишь у берега, далеко оставив горы. Ночь уж накрыла их, упали в траву, далее лодка их ожидала под парусом да вёслами, но коснулись руками, слились в едином порыве, тешились любовью до утра в объятиях друг друга, пока не сморил их сон…