Троцкий прознал про коварную интригу Кобы спустя несколько дней, когда по радио началась трансляция похорон и загудели протяжными голосами тысячи заводов и фабрик, поездов и пароходов. Попискивали и в отрезанном от всего мира Сухуми. Потом уже, мучаясь на лежаке у моря, Лев понял, что салютовали не только умершему, но и утвердившемуся на троне новому вождю. Подводилась черта и под его собственной дальнейшей карьерой. Там, на пляже, он уже поджидал верных сталинских волкодавов, посланных нанести ему смертельную рану, но Коба дрогнул, он ещё опасался открыто покончить с раненым Львом. Он знал, что многие делали ставку на врага, а значит, — верили ему.
И действительно, в Сухум полетели телеграммы с сочувствием, с соболезнованиями по случаю смерти Ленина. Крупская и та решилась, не испугавшись ненавистного ей грузина. Потеряв поддержку Ленина, товарища и соратника, она утратила всякую надежду на защиту от своры, возглавляемой Кобой, и теперь в Троцком видела политика, за которого могла уцепиться и спастись. Ей вдруг вспомнилось, как дружески похваливал Льва Давидовича Ильич, прочитав за месяц до своей смерти его бесценное письмо, которое в дальнейшем оказало большую услугу в борьбе с Кобой.
С той же целью Троцкому высказали сочувствия вечные оппозиционеры большевиков: Каменев и Зиновьев. С Каменевым, к которому попал текст утаённого Сталиным завещания Ленина, они придали его содержание гласности. Текст переписывался от руки, перепечатывался на пишущих машинках сотнями мятежных добровольцев и тайно распространялся прежде всего среди молодёжи. Те, в свою очередь, под видом листовок разбрасывали их на заводах и фабриках, в учебных заведениях. Известна древняя мудрость — ничто так быстро не становится явным, как тайное; ничто не желается так горячо, как запрещённое. Камень был брошен в воду и родил огромные волны.
Агенты ГПУ сбились с ног, но бороться с этим было бесполезно. Загоревшись лёгким пламенем, эта борьба грозила полыхнуть настоящим пожаром. Текст завещания обсуждался уже на тысячах тайных собраниях, а ведь партии предстоял очередной съезд, и теперь уже никто не мог твёрдо сказать с уверенностью, устоит ли Генсек, как и чем всё закончится. Троцкий давал понять, что он готов открыто драться со Сталиным, хотя Сталин уже погнал его из военных министров, передав пост молодому Фрунзе.
Но вдруг Коба впервые дрогнул.
В письме Ленина съезду, получившем название «завещание», вождь ясно высказался, что Сталин не достоин возглавлять партию из-за грубости и других, несовместимых с должностью Генерального секретаря качеств характера, что следует избрать другого, но кого, чётко не обозначил, дав характеристики многим претендентам. Подразумевать можно было и Троцкого, и Кирова, и даже Фрунзе.