Теперь самым притягательным местом в доме была кухня, где целыми днями колдовал Ким Ден Сан. Жаков, будучи человеком интересующимся, любил порой заглянуть к нему на огонек, чтобы понаблюдать за тем, как он работает. Грузный и, казалось, малоподвижный, тот на удивление ловко орудовал всеми этими многочисленными столовыми ножиками, сковородочками и кастрюльками. Однако самое интересное было то, как он управлялся с хибати – металлической жаровней, в которой, изредка постреливая и попыхивая дымком, лениво ворочался горящий древесный уголь. После того как Алексей в первый раз отведал блюдо, приготовленное на этих углях, он перестал признавать обыкновенную плиту. Этак вкуснее получался и приготовленный на японский манер рис – домбури, и якина – жареное мясо, и омурэцу – омлет, и нидзакана – отварная рыба…
К этим блюдам Ким обычно ставил на стол острые закуски из лобы, моркови и обязательно сеу – соевый соус.
Как правило, за продуктами на рынок он отправлялся сам, прихватив с собой ординарца Васю. Тот был у него и за носильщика, и за консультанта – кто лучше него мог ведать о вкусах своего начальника?
После таких походов на столе капитана, бывало, появлялся какой-нибудь экзотический продукт, о котором тот раньше и не слыхивал. Так он узнал, что такое лобстер, шейки лангуста, криль, кальмары… А еще были какие-то диковинные рыбы, коренья, растения, были изумительно вкусные фрукты, названия которых ничего им с женой не говорили. Как и названия некоторых десертов, таких как, например, «барсучьи мандзю». Эти пирожки с фасолевой начинкой, по словам Ли Ден Чера, обожали японцы, оставившие после себя их рецепт корейским кондитерам.
Ким вечно был готов услужить капитану, стараясь полностью освободить хозяйку дома от кухни. Он ее и в кабинет-то к мужу с подносом не пускал – сам все хотел сделать. Однако Алексей в силу своей профессии был человеком осторожным, испытывающим некоторое недоверие ко всем этим местным, – кто знает, что там у них на уме! – поэтому не хотел, чтобы кто-то из посторонних входил в его кабинет. Ведь у него на столе постоянно лежали секретные документы, которые он приносил с собой, чтобы поработать с ними ночью.
Но Нина и сама была рада поухаживать за мужем. Соскучилась по семейным обязанностям. До войны-то каждый день этим занималась. Но вот наконец все возвратилось на круги своя.
Обычно принесет поднос с едой, оставит его на рабочем столе Алексея и сама тихонько ретируется, задвинув фусума. Порой он даже поблагодарить ее забудет, а если и поблагодарит, то машинально. Потому как с головой уходил в работу. «Ну и ладно, – вздохнет Нина. – Такова жизнь. Вот вернемся домой – там, глядишь, и изменится все». А пока и ей, и мужу приходится нелегко. Конечно, на фронте было гораздо тяжелее, но и эту жизнь нельзя назвать сахарной. Ни днем, ни ночью им покоя не давали. То Алексея куда-то вызовут среди ночи, то ее… Лечить-то приходится не только своих, но и местных. Отсюда и это уважение к ней. Только и слышно: «Мадам! Комапсым нида!» То есть «спасибо». А то, по старой привычке, и по-японски произнесут: «Аригато!» Так и мешают корейские слова с японскими. Японский у них по-прежнему в ходу. Когда здесь хозяйничали оккупанты, они требовали, чтобы корейцы обращались к ним только по-японски. И документы все печатались на японском, и афиши, и газеты…