Курский подарил себе ещё один день в Вене, погулял по нарядным улочкам вокруг дворца Хофбург, а на следующее утро выехал в Краков. Как только Сергей пересёк границу Польши, всё стало привычным и знакомым. На постоялых дворах и в гостиницах говорили по-русски, на почтовых станциях в экипажи впрягали тройки, а в Варшаве он встретил нескольких петербургских знакомых, служивших при дворе великого князя Константина. Они-то и сообщили Сергею, что делегация уже проследовала в Берлин и жизнь в Варшаве вошла в прежнюю колею. Самым приятным последствием этого оказался большой выбор свободных почтовых троек. Решив не терять времени на отдых, Курский выехал в Ковно, а оттуда, через прибалтийские земли, направился в Петербург.
Три недели спустя он вошёл в дверь дома своей сестры, где теперь хозяйничала его племянница.
– Дядя! – радостно вскричала Натали, сбегая по лестнице навстречу Сергею. – Вы от мамы и бабушки?
– Да, я видел их сравнительно недавно. Обе передают тебе своё благословение и приглашают в гости вместе с супругом.
– Мы обязательно поедем, но только попозже, – сказала Натали и покраснела.
– Вот как? Не хочешь ли ты сказать…
– Да, – опустив глаза, призналась Натали. – Мы ещё никому не говорили.
– Ты даже Холли не сказала? Я считал, что вы – самые близкие подруги.
– Как же я могла ей сказать, если она давно уехала?
– Куда?! – Сергей не верил своим ушам.
– В Берлин за принцессой Шарлоттой.
Сергею показалось, что ему дали под дых. Он мог увидеться с Ольгой ещё в Варшаве и не сделал этого! Принцессу Шарлотту ждали в Петербурге в начале июня. Курский не мог столько ждать – служба не позволяла.
«По собственной глупости… Как ещё можно обозначить причину, по которой я разминулся с Холли? Господи! Ну почему между нами всё время что-нибудь да встаёт?»
Курский поднялся в свою комнату и, не раздеваясь, рухнул на кровать. Всё опять откладывалось.
– Холли, где ты? – тихо спросил он и вздохнул: – Вернись…
Жаль только, что в Берлине его точно не могли услышать.
Глава двадцать седьмая
Через всю Европу
Берлин оказался тусклым и скучным. Даже нежная весенняя листва не сделала его лучше. Здесь всё было серым – дома, улицы, вода в реке с шипящим названием Шпрее. Орлова стояла у окна приёмной королевского дворца рядом с Ольгой Черкасской, ожидая аудиенции у принцессы Шарлотты. Судя по лицу княжны, её мысли не слишком отличались от грустных наблюдений Орловой… Серое, серое, серое… Дворец тоже был серым, ветхим и бедным. Вспомнилось прозвище, данное Берлину графом Кочубеем: «Город нищих». Вот уж не в бровь, а в глаз, в наблюдательности Виктору Павловичу не откажешь.