Почтенная дама не собиралась порочить доброе имя своей семьи, и сразу же после венчания её дочери с красавцем-графом ксёндз потихоньку, в присутствии лишь управляющего поместьем и домоправительницы, обвенчал Станислава Сикорского с Натальей Дибич. Первые молодожёны пировали вместе с тремя сотнями гостей в большом доме, а вторых усадили в двуколку и отправили в Митаву к родителям жениха.
Сказать, что Наталье Сикорской в доме её мужа не обрадовались – значит, не сказать ничего. Свёкор со свекровью с ней не разговаривали, они не смягчились даже после рождения внука – Бронислава, да и от молодого мужа толку не было. Он сразу же отдалился от Натальи, начал пить и пропадать из дома. Это должно было плохо кончиться, и когда тело Станислава, утонувшего по пьянке в озере, привезли домой, Наталья не удивилась и не опечалилась. По крайней мере, за всё время семейной жизни она ни разу не голодала, а самое главное, мадам Сикорская сумела вырваться из-под гнёта своей жестокой матери.
С условием, что вдова оставит Бронислава и уедет, свёкор предложил Наталье немного денег. Сикорская, не задумываясь, согласилась и на следующий же день уехала в Новгородскую губернию, в маленькое имение на берегу озера, где скромно проживала её тётка – мать так стремительно вознёсшегося военного министра Аракчеева.
Елизавета Андреевна встретила племянницу радушно. Расспросив Наталью о матери, Аракчеева сочувственно вздохнула, но радостный блеск, мелькнувший в её глазах, выдал тайное злорадство. Сикорская тётку не осуждала, она ведь понимала, что её мать в жизни ни у кого не вызвала тёплого чувства. Впрочем, скоро выяснилось, что скверный характер у сестёр Ветлицких – черта семейная: тётка оказалась не лучше матери. Такая же жестокая и эгоистичная, Аракчеева отличалась ещё и безмерным чванством. Кичась положением, добытым для семьи сыном-министром, она возомнила себя важной барыней, а племянницу определила на роль бесплатной служанки. Но Сикорская не роптала: покорно сносила и тёткины причуды, и её дурное настроение, не говоря уже о грубости. Наталья лишь умоляла старуху сделать божескую милость и попросить Алексея Андреевича о месте фрейлины при дворе.
– Да как же ты сможешь там жить? – отмахивалась Аракчеева. – Ты языков не знаешь, политесу не обучена, тебя засмеют, опозоришь нашу семью.
– Я по-французски говорю, у Валентиновичей научилась, там же и манеры усвоила, – упорствовала Наталья. – Христом Богом клянусь, я уж отслужу и братцу Алексею, и вам! Все его и ваши поручения выполнять буду.
Хитрая старуха смекнула, что иметь глаза и уши в доме сына будет совсем нелишним, но признаваться, что у неё не хватает влияния, не спешила. Аракчеева долго увиливала от ответа, но однажды (взвесив будущие выгоды) сказала: