– Где-то тут должна быть речка, – встрепенулся Пётр Фёдорович.
– Верно, Фёдорыч… Речка! – подтвердили старики, которые, как и прежде, шли в голове колонны и прорубали просеку, осаживая топорами молоденькие берёзки и осины, там и тут выскочившие на старую дорогу, в которой снова появилась надобность.
– В Бездон впадает. Кажись, Ворона называется.
– Надо проверить.
– Высылай, Фёдорыч, разведку.
Пётр Фёдорович окликнул Пелагею:
– Палаша, возьми лыжи, шест и пройди шагов сто левее. Там должна быть речная протока. Если найдёшь, на лёд не спускайся. Сразу ворочайся в обрат. Бери левее, чтобы не потерять нас. Всё поняла?
– Поняла, тятя, – кивнула Пелагея.
– Будь осторожна. Помни о детях. Ступай с Богом.
Чем дальше она уходила от обоза, тем, казалось, сильнее завывал и бесновался вокруг неё ветер. Какое-то время она ещё слышала позади стук топоров, скрип конской упряжи и негромкие окрики сельчан. Потом ночь сомкнулась вокруг неё, разом отделив и от людей, и от надежды на помощь. Теперь надо было справляться самой. И с дорогой, и с тем, чтобы не потерять направление. Пелагея несколько раз оглянулась. Темень, чёрная метель, пахнущая промёрзшим снегом, чёрные лапы редких елей, сучья берёз в лицо. На всякий случай через каждые пять шагов она начала замывать ветки. Как ходить по лесу и не потеряться, отец её научил ещё в детстве. Автомат бился под мышкой, и она перекинула ремень через голову. Вскоре она заметила, что ветер подул в одну сторону. Снег уже не метался из стороны в сторону, его несло, как в трубу. Лыжи вдруг легко заскользили в струящуюся снежную темень, и Пелагею потащило под уклон так стремительно, что, если бы она предусмотрительно не повалилась набок, мягко сунувшись в снег и охнув, её бы унесло вниз, под обрыв. Пелагея встала и ощупала темень внизу шестом, который всё это время тащила за собой за необрубленный сучок. Шест проваливался в пустоту. Она осторожно пошла вдоль обрыва. Внизу смутно угадывалось длинное извилистое поле, уходящее в ту же сторону, куда шёл обоз. Это, по всей вероятности, и было русло речки Вороны.
Пелагея прошла вдоль берега ещё шагов двадцать и начала отворачивать вправо, чтобы выйти к обозу. Снег стал редеть. Ветер притих. Над чёрными верхушками елей рассыпались яркие морозные звёзды. Казалось, от них тоже пахло мёрзлым мёртвым снегом. Ясная полынья вверху с каждым мгновением увеличивалась, и через минуту над молодым березняком поплыла подтаявшая с одного края ущербная луна. Стало совсем светло. Пелагея огляделась. И тут вдруг ощутила мгновенный страх. Ей казалось, что она в этом березняке не одна, что кто-то следит за ней, затаившись совсем рядом. Она передвинула автомат на грудь, потянула на себя тугую скобу затвора. Она старалась делать всё так, как учил Курсант. Шест пришлось бросить. Он мешал. Впереди возвышался горбатый холм, похожий на полуразрушенное строение. «Неужто это хутор?» – подумала Пелагея и прибавила шаг. И в это мгновение два волка отделились от подножия холма и беззвучной осторожной тенью метнулись в сторону ельника. Пелагея вскинула автомат. Но не выстрелила. Ждала. Решила: если появятся вновь, то тогда она нажмёт на курок. Во рту пересохло. Она нагнулась, захватила горсть снега и сунула в рот. Лицо её и всё тело горели. Но страх лишь мгновение владел ею. Пелагея сдвинула с места лыжи. Приблизилась к холму и вскоре в свете вызвездившего неба отчётливо разглядела впереди остов большого самолёта. Самолёт лежал на боку, выбросив вверх наполовину обрубленное широкое крыло. При падении самолёт, видимо, не взорвался и не горел. Гарью от него не пахло. Пахло свежей смазкой. Так, вспомнила Пелагея, пахло от новых тракторов, когда они приезжали из районной МТС пахать колхозные поля. Один из люков самолёта зиял чёрной пустотой. Именно оттуда выскочили волки. На снегу хорошо виднелись их следы, оттенённые лунным светом. Хотелось заглянуть вовнутрь. Но на это она не решилась. И, обойдя корпус самолёта, двинулась прямо по сияющей под ногами лунной дорожке. Вскоре впереди послышались звуки и голоса двигавшейся вдоль поймы деревни: стук топоров и лопат, скрип гужей и ржанье лошадей. Пелагея побежала быстрее. Её гнал уже не страх, а то ощущение жуткой пустоты, которое осталось после него. Хотелось поскорее добежать до людей, заговорить с ними, услышать их живое дыхание, почувствовать запах их одежды.