– Ни разу не продавали хромого коня? – усмехнулся высокий, поправил ремень винтовки Воронцова и сказал Горелому: – Веди его на мельницу и жди нас. Понял? Только смотри… А то я тебе подковы с копыт собью. Слышь, Горелый?
– Да слышу, слышу, – с ухмылкой, которая не обещала Воронцову ничего хорошего, протянул Горелый. Кажется, именно он давеча говорил о портянках.
– То-то. В лаптях ходить будешь.
– Нам и в лаптях не привыкать. – Да, конечно, это был его голос, его смешок.
«Значит, бил Горелый», – понял Воронцов. Но зачем они ему дали бинт, зачем это сочувствие к нему, он понять пока не мог. Он думал не о ноге и не об открывшейся ране: как же это я так попал? Видать, ночной след выдал. Сбил росу с травы, когда шёл. Не учёл мелочи. И вот попал…
Полицейские потоптались рядом, покурили и пошли в лес. А Горелый толкнул его в спину прикладом:
– Пошли! Попробуем исполнить приказ начальства.
Нога всё ещё побаливала. «Хорошо, что сапоги остались в каптёрке, – подумал Воронцов, – сейчас бы сняли. Шинель не отняли. Даже из скатки не распустили. А в шинели, в кармане, нож… И этот, сволочь, прикладом ткнул. Можно было просто сказать. Но толкнул прикладом. Начальник…»
Горелый вывел его на просёлок. Пошли. Слева лес, справа луг. За лугом, вдали, поле. С луга тянет мёдом. Запах густой, вязкий. Под ноги на дорогу, на заросшие подорожником и донником колеи, кое-где продавленные тележными ободами, прыгали кузнечики. В небе, где полчаса назад бился утренний жаворонок, широкими, размашистыми кругами плавал дозор ястребов. Два или три. Смотреть на них Воронцову не хотелось. Ястреба протяжно, жалобно, словно и у них отняли волю, свистели на всю окрестность. Воронцов знал их повадку: такой выводок способен выбить всех куропаток, тетеревов, всякую мелкую дичь и даже зайчат на два-три километра в округе. Таких только отстреливать. Иначе дичи осенью не увидишь.
– Куда меня ведёшь? – спросил Воронцов Горелого.
– А ты, случаем, не из партизан? – покосился на него тот и похлопал короткопалой ладонью по винтовочному прикладу.
– Нет.
– Десантник, что ли? Или беловец?
– Нет.
– А кто же ты?
– Я из тридцать третьей.
– Врёшь!
– А ты что, тоже из тридцать третьей?
Горелый молчал. Когда он услышал, что пленный, которого он вёл по просёлку, из 33-й армии, то даже приостановился и машинально посмотрел по сторонам.
– А из какой дивизии? – переспросил он погодя.
– Из сто тринадцатой. А ты из какой?
– Ты лучше живей хромай! – прикрикнул Горелый. – Вопросы ещё будешь мне задавать…
– Куда ты меня ведёшь? – снова спросил Воронцов.