И потом, когда они шли дальше, этот вопрос не выходил у неё из головы.
Лётчика они закопали в снег. Привалили сверху березняком и валежинами – чтобы не растащили до весны звери. А парашют Стеня припрятал внизу, под берегом, намереваясь на обратном пути забрать его домой.
– Будут к лету и Тасе, и Настеньке новые платья, – погладил он поблёскивающий на солнце шёлк парашюта, внимательно разглядывая его.
– А ты, я погляжу, хозяйственный мужик, – сказала на это Пелагея.
– Не жила ты на хуторе, – только и отмолвил он ей.
Пелагея пожалела о сказанных ею словах, которые тот, конечно же, принял как упрёк.
Дивизии из последних сил продолжали атаковать вперёд, на Вязьму, но с каждым днём они ощущали всё большее и большее сопротивление. Немцы уже смелее и основательнее контратаковали. В какой-то момент командарм почувствовал, что эти контратаки принимают черты согласованных, заранее спланированных действий. Он побывал в полках, на передовой. То, что он увидел, только подтвердило его опасения. Атаки противника, его яростная воля к овладению некоторыми опорными пунктами имели системный характер хорошо управляемого боя с чётко выраженной целью. Немцы бросали в бой авиацию, артиллерию и танки. Ни с боеприпасами, ни с горючим у них особых проблем не было.
Уже в сумерках, возвращаясь из 113-й стрелковой дивизии, Ефремов спросил своего заместителя по тылу полковника Самсонова:
– Ну что, Илларион Гаврилович, заедем теперь в ваше хозяйство?
– Вот как раз подъезжаем к деревне, где размещается один из передвижных полевых госпиталей.
– Сколько здесь раненых и кто начальник?
– Начальник ППГ – капитан медицинской службы Маковицкая. Да, кажется, вы её знаете.
– Да, помню. Под Наро-Фоминском. Однажды был в её хозяйстве. Так сколько раненых у Маковицкой?
– На вчерашний день было восемьсот одиннадцать. Сегодняшнюю сводку не знаю. Но, думаю, увеличение.
– Поедемте к Маковицкой.
Операционная размещалась в просторном кирпичном доме с глубокими, как монастырские бойницы, маленькими сводчатыми оконцами. Пахло хлоркой и берёзовыми дровами.
Когда командарм вошёл в дом, Фаина Ростиславна спала за столом, положив голову на руки и накинув на плечи шинель.
– Прикажете разбудить? – спросил в коридоре пожилой санитар.
– Не надо, – остановил его Ефремов.
– Вот и правильно, товарищ генерал, – благодарно кивнул головой санитар. – Товарищ военврач всего-то три-четыре часа в сутки спят. И то не всегда. То операции, то осмотр, то теперь вот налёты. Бомбят почти каждый день.
Пошли по дворам. Некоторые раненые были на ногах. Когда вошли в третий дом, их догнала Маковицкая. Подбежала, запыхавшаяся, вскинула к белой каракулевой шапке ладонь.