Из Твери выезжали, земля была еще местами мерзлая, а ближе к Казани весна знать дала, все зазеленело, почки на деревьях распустились. Ездовые по первой траве правили, все грязи меньше.
От Нижнего Новгорода, где-то за Сурой-рекой, селения стали попадаться. Реже татарские, больше чувашей, мариицев и других народцев, какие под ханом казанским живут.
Иногда дорогу послам тверским заступали караулы татарские. Однако, услышав, что едет посол к Улу-Магомету, бесчинств не проявляли, пропускали молча.
Дворецкий сказал:
– Эвона, сколь бесчинства творит Улу-Магомет Твери и Москве, да и иным княжествам удельным. Всей земле русской грозит.
И голову к оконцу колымаги поворотил.
Чем ближе была Казань, тем молчаливее становились пассажиры колымаги. Вздохнул боярин Семен:
– Ох, когда-то ворочаться доведется?
Гавря поглядел на боярина недоуменно. Впервой о том заговорил. А ведь в душе держал. Сказал:
– О чем речь твоя, боярин Семен? Чать, хан не долго станет держать нас. К чему мы Улу-Магомету?
Дворецкий, будто оправдываясь, сказал:
– Да не о том я, Гавря. Антониду, боярыню мою вспомнил. Уж как убивалась, меня провожая…
И замолчали на всю остатную дорогу. Только когда под самой Казанью потянулись домишки татар, каменные, прячущиеся за дувалами, и колымагу встретил мурза, посольство оживилось.
Перевесившись с седла, мурза о чем-то оживленно заговорил. Ему ответил толмач Яшка.
Они переговаривались довольно долго, пока, наконец, мурза рукой махнул, и колымага тронулась.
Яшка-толмач сказал:
– Улу-Магомету о вашем приезде известно.
А мурза велел ехать в караван-сарай.
* * *
На четвертый месяц потянуло, как бросили великого князя московского в темницу.
Василий долго не мог понять, как в такую непогоду сумели подобраться казанцы, напали коварно…
По утрам с лязгом открывалась железная дверь темницы, впуская свет и свежий воздух, входил старый татарин, приносил жареные на конском жире лепешки и куски отварной конины, ставил бурдюк с вонючим кумысом и, не проронив ни слова, уходил до следующего утра.
День за днем, ночь за ночью отсчитывал московский князь. Первые недели ждал, когда поведут его к Улу-Магомету, но тот будто забыл о нем.
Однако хан помнил о князе Василии.
С той поры, как привезли московского князя в Казань, хана не покидала назойливая мысль, как поступить с именитым пленником. Держать в Казани – можно ждать неожиданного набега русичей на ханство, потребовать выкупа – но даст ли Москва?
А князь Шемяка уже присылал верного ему человека, и тот передал, Шемяка просит не отпускать Василия.
Хан понимает, Шемяка собирается захватить великое княжение.