Снег оседал медленно, и из-под сугробов долго не вытекали ручьи. Ночами подмораживало, и снег покрывался хрустящим настом. Звонкими становились леса, наполнялись птичьим гомоном.
С дальнего полюдья возвращался дворецкий тверского князя Семен. Далеко ушел груженый поезд с данью, а Семен ехал налегке, в санках. Кони бежали резво, и боярин, кутая ноги в медвежий полог, думал. О разном его мысли. О доме, жене Антониде, о дани, какую удалось собрать в этой поездке.
Но такие мысли были вчера и позавчера, а сегодня его иное беспокоит, услышанное от кашинского князя Андрея. Накануне Сретения Господня, великого праздника, из Галича на Москву выступил князь Юрий с сыновьями.
Не успела весна и голос подать в полной мере, как забряцали дружины оружием.
Еще было известно дворецкому, что из Москвы отъехали к галичанам кое-кто из московских бояр, какие руку Юрия держали.
Господи, думает боярин Семен, сколь лет не поделят власть московские Рюриковичи.
И вспомнился дворецкому разговор его с оружничим Гаврей после возвращения того из Новгорода.
Говорил он Гавре, что ежели не уймутся московские князья и княжата, то быть распрям на Руси еще многие годы.
Так и случилось.
Беспокойно на душе у боярина. Упаси Бог, сойдутся дружины на ратном поле и зазвучат сабли, запоют стрелы. Схлестнутся в битве русские полки. Тогда канут в лету всякие надежды на единение Руси и быть ей еще долго в разброде и шатаниях.
Защемило у боярина Семена в душе, прихватило сердце. Он велел остановиться. Откинув полог, выбился из саней. Долго стоял, ухватившись за белоствольную березку. Наконец отпустила боль. Семен прошептал вопрошающе:
– Доколь ль губить будем сами себя?
* * *
Волнения и беспокойство не покидали великого князя московского Василия, едва стало ему известно, что Юрий с сыновьями двинулся на Москву.
Тем же часом поторопился Василий к матери, вдовствующей княгине Софье Витовтовне. У нее от гнева затряслись губы, выкрикнула зло:
– Дождался, все жалел.
Подняла кулаки, потрясла ими перед лицом сына:
– Веди дружину на возмутителей, карай безжалостно. Изничтожь смутьянов!
Но великий князь полки из Москвы не вывел, не осмелился, а велел созвать Думу.
В этот день не собрались бояре, кто на хвори сослался, кто заодно с князем Юрием был. А Морозов со Старковым вроде бы в монастырь отъехали, а когда допрос с дворовых учинили, выяснилось, к князю Юрию они подались.
На второй день сошлись бояре на Думу, но никто ничего внятного не сказал.
Вот когда вспомнил великий князь, что нет с ним рядом Всеволжского.