Тогда владыка посетил Галич с одной мыслью, уломать князя Юрия, чтоб согласился принять духовную брата на великое княжение племянника Василия.
Не дал Юрий добро на духовную брата, но владыку встречали со всем почетом. Все духовенство галичское, бояре и люди именитые. А он, князь с сыновьями, далеко за город выехали, к берегу озера.
Но Фотий такого внимания будто не заметил, Шемяку и Косого лишь благословил и к руке допустил. По всему, разглядел владыка, что из себя Шемяка и Косой представляют. Вишь, чего они ноне замысливают, Василия из Коломны изгнать, и если жизни не лишить, то по миру пустить. Нет, уж лучше Василия на великое княжение воротить, чем Косой или Шемяка сядут на московский стол…
А братья из дворцовой трапезной на Красное крыльцо выбрались. Поежились от дождя, долго молчали. Колючие крупинки секли в лицо, стекали по бороде.
Шемяка воротник кафтана поднял, от ветра повернулся, спросил:
– Что делать будем, Василий, отца не уломали. Упрям старик.
Косой выбил нос, прохрипел:
– Че делать, че делать, Морозова порешим.
Сказал и самому страшно стало. Но тут же решительно заявил:
– Уберем боярина, освободим отца, князя Юрия, от такого советника.
– Да как его порешить, коли у его ворот караульные, – засомневался Шемяка.
– Аль нам караульные помеха? Уберем.
Спустились с крыльца и, минуя Чудов монастырь, выбрались на потонувшую во мгле Торговую площадь.
Постояли, и не говоря ни слова, направились к подворью боярина Морозова.
* * *
Поутру по Москве только и разговоров, лихие люди Морозова жизни порешили. Попервах караульного, а потом и боярина.
– Какие там люди лихие, дело рук самих дворовых, – говорили другие.
Князь Юрий Дмитриевич догадывался, ежели не сыновья его Шемяка и Косой, так подосланные ими убили боярина.
Велел князь позвать Косого и Шемяку, допрос им учинить, послал за ними боярина Старкова, но ответ еще больше убедил Юрия Дмитриевича, убийство Морозова – дело рук сыновей его.
Однако о догадке своей никому не сказал, в себе держал. Мыслимо ли, сыновья великого князя боярина убили, ровно тати.
* * *
Как-то после яблочного Спаса, какой на начало августа-густоеда выпадает, довелось оружничему побывать в крестьянской избе. Лежал Гавря на широкой лавке под божницей. Видел, как свесившиеся с полатей две пары детских глаз уставились на него. Вот хозяйка вышла, потом вернулась, зажгла плошку, снова вышла. Оружничий догадался, у крестьянки корова должна отелиться, потому она часто ходит в сарай, а детишки ждут, когда их порадует мать.
И она пришла, неся на руках новорожденного теленка. Опустила его в избе на пол.