– Это добре, великий князь, но не помыслит ли тверской князь требовать от Литвы Смоленск либо Витебск?
Витовт презрительно поджал губы, глянул на Радзивилла:
– Разве маршалок считает князя Бориса потерявшим разум?
– Отчего же? Но, побив Струся, князь Борис возымеет, что княжество Тверское превыше Литвы.
Витовт разразился громовым смехом:
– Пустое, маршалок Радзивилл. Не станем время терять впусте, музыка для нас играет. И паны на нас взирают. Верно гадают, какие разговоры ведет великий князь литовский с маршалком.
У самого берега Ахтубы горы камня и мрамора. Здесь в давние времена еще при хане Берке начинали строить ханский дворец. По замыслу он должен был быть по-восточному легок и отточен. Но с той поры, как после смерти Берке пошла борьба за ханскую власть, строительство остановилось, камень и мрамор поросли бурьяном, тощий кустарник пробивался из-под груды мусора, а ханы довольствовались деревянным дворцом, поставленным еще Бату-ханом. Дворцовые хоромы, рубленные мастерами из Владимира и Ростова, Суздаля и Твери, Москвы и иных городов Руси, получились просторными, о двух ярусах, с переходами и башнями. По воспоминаниям, с самой высокой башни любил смотреть на город, в степные и заволжские дали свирепый хозяин дворца хан Батый.
Сарай с его пыльными широкими улицами, с глинобитными мазанками, мечетями, церковью и синагогой был настолько велик, что поражал всех, кто впервые бывал здесь. Особенно восхищали базары, шумные, крикливые, многоязычные, с обилием товаров. Здесь торг с рассвета и до темна вели гости со всех стран. Они приезжали в Сарай из италийской земли и Скандинавии, из немецких городов и Византии, из Бухары и Хивы, Самарканда и Хорезма и, конечно, бывали в Сарае русские торговые люди. Они добирались сюда с превеликим бережением, их подстерегали опасности на всем тысячеверстном пути.
В зимнюю пору торг замирал и жизнь в столице Золотой Орды делалась размеренной. Караван-сараи были безлюдны, за дувалами и купеческими пристанищами слышались лишь голоса караульных и ярились лютые псы. И только по-прежнему трудился мастеровой люд, согнанный в Сарай, чтобы своим покорным трудом укреплять и приумножать богатство Золотой Орды.
Хан Махмуд, сын Тохтамыша, изгнавший Едигея, воротился в Сарай-город из степного кочевья и, кутаясь в стеганый, подбитый мехом кургузый халат, медленно переходил из зала в зал дворца. Печей здесь не было, и в холода дворец обогревался жаровнями с деревянными углями. За огнем следили рабы, и если жаровня гасла, раба жестоко наказывали.