Сознание в полной мере вернулось к Жукову уже на выходе из аэропорта «Шереметьево», – до сей поры, то есть в течение всего полета, он пребывал в состоянии стеклянного и категорически принципиального опьянения.
Холодом веяло из услужливых раздвижных дверей, хмурилось низкое подмосковное небо, густо воняло солярой от тыркавшихся под тесным навесом автобусов; непривычной, чужой и опасной казалась жизнь за анклавом порта, уже безнадежно вышвыривающего в нее похмельного и неустойчивого пришельца, в смрад, в хмарь осеннюю, в черные ледоходные трещины между капотов и багажников. Полыхнуло:
«Диски и деньги!»
И тут же отлегло на сердце, как горелая лепешка со сковороды отпала: мертво держала рука Жукова заветный кейс, где жизнь его хранилась, как у Кощея в яйце, и промелькнул этот кейс мимо полусонных ранних таможенников, как вороватая мышь под носом кемарящего кота.
На призывные крики таксистов Жуков внимания не обратил, мрачно и целеустремленно катя тележку с вещевым баулом к рейсовому автобусу. Вспомнил невольно, как катал такие же телеги на промысле с подельниками, и – слезно обмерла душа в понимании безысходном, что вот и все, закончилась для него Америка.
Уместившись на автобусном сиденье и положив на колени кейс, невидяще смотрел Жуков на крыши легковушек, катящих по просторной трассе к его родному городу. Городу, где он был никому не нужен.
Марк, провожавший его в аэропорт, долго и нудно, как гвозди в мозг забивал, напутствовал его на прощание: спасение твое – в ежеминутной, тщательной конспирации.
Он дал много толковых советов, оставил номер телефона для аварийной связи и, припоминая советы, все более трезвел Жуков, и нутро его тяжелело от страха.
По расчетам Марка, у Жукова после прилета были в распоряжении вполне безопасные, не омраченные никакими передрягами сутки. С натяжкой – двое.
– Запомни, – говорил Марк. – Искать тебя будут по банковским вкладам, снятию ячеек, номеру мобильного телефона, регистрации машины. Долго Жуковым тебе не пробыть. Так что делай себе другой паспорт. И еще: все твои знакомые – это капканы. Захочешь навестить маму? Это можно, но – исключительно по приезде.
Жуков вытер со лба липкую, как кровь, испарину. Даже невольно посмотрел на руку – нет, ничего, пот как пот…
Далее были рыдания матери, ее поцелуи, восторженность узнавания знакомых вещей, – примет далеко отлетевшей юности; семейный стол, его байки о том, что трудится, дескать, в американской компании и в Москве всего день проездом…