Проснулся он ранним утром, в первый момент подумав, что видит сон, а потом осознал, что это явь, что он дома, среди родных людей и милой сердцу обстановки…
А потом, словно крысы из щелей подпола, полезли мысли о реальности сегодняшней, наполненной тревогами и опасностями. И, главное, не было уже в этой реальности полета и устремления, ожидания любви, чуда и волшебства, а была безрадостная нужда выживания в мире, похожем на шулера, только и сдающего тебе карты на отбой, причем козырной пиковой масти; и решающий туз явно в руках противника…
Поколобродив по квартире, он все-таки заставил себя улечься в постель и, как ни удивительно, проспал до полудня; затем позавтракал и вышел на улицу. Обменял американскую сотню на непривычные здешние рублишки и пошел в магазин за продуктами, решив порадовать стариков какими-нибудь деликатесами.
Страх и ощущение опасности, доселе жившие в нем отстраненно и умозрительно, с каждой минутой обретали силу и ясность; он физически ощущал, как отпущенное ему время свободы и безопасности истаивает и пропадает в никуда.
Он подошел к прилавку магазина, возле которого толклись два типа. Один – лысенький, явно нетрезвый, а потому неловко суетливый, горячо убеждал другого – мрачно-сосредоточенного:
– Гена, умоляю, бери две, Гена!
– Чекушку, – не обращая внимания на подпрыгивающего лысого, цедил тот.
– Две бери, две, Гена!
– Сдача семь рублей, – подытожила продавщица, ссыпав в блюдце мелочь.
– А на сдачу «Дирол», – проронил мрачный. – Ну, жвачку то есть…
– Гена, умоляю… Какой «Дирол»? Пусть его школьники жуют! Если бы он был хотя бы со вкусом пива…
– Генка, ты, что ли? – невольно вырвалось у Жукова.
– Ты кто? – воззрился на него хмурый тип и вдруг расплылся в неожиданной улыбке, вмиг просветлившей его нелюдимую физиономию. – Юрок! Вот те нате! Это ж сколько лет…
– Зим и весен! – уточнил Жуков, тиская в объятиях Гену Квасова, – школьного приятеля, некогда жившего по соседству. Удрученно отметил, что жестокое время не пощадило дружка детства, превратив румяного огольца с очами ангела в сутулого субъекта с потухшим взором и обвислой, плохо выбритой мордой.
– Встречу надо отметить… – находчиво вклинился лысый.
Гена с сожалением поглядел на карман с емкостью, явно недостаточной для удовлетворения питейных нужд столь обширной компании, но Жуков в сей же момент указал продавщице на бутыль с литровым содержимым, отметив уважительные гримасы собутыльников, а затем попросту деморализовал их, набрав всевозможной закуски и запивки.
Покуда восторженный лысый хлопотал в квартире Геннадия, расставляя закуску и рюмки на несвежей скатерке, Юра вел неторопливый разговор с товарищем, глядя из окна его кухни, расположенной на первом этаже дома, на окна третьего этажа дома напротив, где, собственно, проживали родители, да и он сам.