–
Ах! На этот раз, Флоренция,– воскликнул он, бросая на меня взгляд,– вот то, что называется истинной красотой, прелестью, божеством. Говорю тебе совершенно искренне, ты сегодня превзошла себя. Серьёзно… мадемуазель восхитительна… да, сто пик плюс к портрету, который ты мне дала. Клянусь честью, это – ангел. Я тебе говорю правду… слово судьи… я восхищён. Но, ты же знаешь, как у нас говорят, видишь красивое, поцелуй его. Даже не знаю, с чего начать.
Мадам Флоранс, до той поры следовавшая за нами по пятам, поняла, что с этого момента её присутствие стало излишним, и незаметно исчезла, оставив нас наедине. Тотчас же господин президент, не нарушая величественность своего одеяния, уложил меня на диван, и повторно осмотрел меня, задержав свой взор на некоторых частях моего тела, и ощупывая мои наиболее тайные прелести, что сильно отличалось от того, к чему я привыкла с Пьеро.
Мне рекомендовали быть любезной… и я была таковой… и даже чересчур. Судья делал со мной то, что делают друг с другом только распутники. Кроме того, я потеряла с ним мою вторую девственность. Гримасы, посещавшие моё лицо во время этой не совсем натуральной, по известным вам причинам, операции, я сопровождала некоторыми криками и стонами, которые должны были разъяснить господину президенту-судье, что девушка, лишающаяся девственности, никак не может разделить с ним его удовольствие. Правда, нужно заметить, что для того, чтобы меня вознаградить и заставить забыть о страданиях, он вложил в мою руку два золотых луидора.
–
Это,– сказал он,– сурерогасьон… только не рассказывайте об этом Флоранс. Я ей оплачу, кроме этого, всё, о чем мы предварительно договаривались, и для неё, и для вас. До свидания, моя маленькая королева, но позвольте… на прощание… я прежде ещё раз поцелую эту прелестную ямочку… да, и я надеюсь, что мы снова увидимся в один из ближайших дней. Да, мы обязательно снова увидимся… я слишком доволен вами и вашими хорошими манерами.
В то же самое время он вышел из моей комнаты мелкими поспешными шажками, заставляя посвистывать свои не сгибающиеся колени. Этот экземпляр мужчины, что только что побывал у меня, удивил меня до такой степени, что я не и знала, что думать. Я полагала, что или господин президент ошибся, или что это было манера людей определённого сорта браться за дело таким образом. Если это – мода,– говорила я сама себе,– надо будет попытаться стать такой же модной, чтобы пользоваться успехом у таких господ. Мне кажется, что я не деликатнее, чем любая другая. Первые испытания на любой вкус немного суровы, но не было ничего особенного, чему мне пришлось бы усердно учиться. У господина судьи мужское достоинство было отнюдь не такое большое и длинное, как у Пьеро, а ведь я уже научилась доставлять ему удовольствие, а между тем это прошло не без труда и было не так просто в начале. Я была поглощена этими интересными мыслями, когда возвратилась Флоранс.